Вышибальная комиссия спокойно разошлась. Ненавистник владетельных особ повернулся ко мне и щелкнул пальцами.
— Как это вам понравится? — воскликнул он, издеваясь. — Гэквер Бародский ездит на слоне в будке. А тут еще стоит этот старый Бикрам Шоншер Янг. Так он носится по свинячьим своим дорогам в Катманду на мотоцикле. С ума сойти можно! А шах персидский, который должен был, ни слова не говоря, купить у меня по меньшей мере три штуки, так он — видите ли — завел манеру ездить в паланкине. А этот князек из Кореи в дурацкой шляпе? Что, он не может позволить себе раз или два в династию покататься на каком-нибудь этаком белом жеребце? Ничего подобного. Он подбирает под себя свои юбки и плетется — миля в шесть дней — в телеге на быках. Хорошенькое у него должно быть представление о кавалерийской атаке. Вот какие цари приезжают теперь к нам. Тяжелое дело, друг…
Я пробормотал несколько слов сочувствия. Но это были непонятные слова, потому что я сам не понимал, в чем, собственно, заключается его претензия к владыкам, которые метеорами проносятся через наши берега.
— Последнее я продал, — продолжал неудачник, — этому трехбунчужному турецкому паше, который приезжал сюда около года назад. Он свободно заплатил мне пятьсот долларов. Я говорю его не то секретарю, не то палачу — какой-то вроде еврея или китайца, — я говорю ему: «Значит, его турецкое башибузукство любит лошадей?» — «Он-то? — говорит секретарь. — Нет, он не любит. У него в гареме есть одна здоровенная, толстая жена, которую он тоже не любит. Я думаю, он задумал оседлать ее и кататься на ней каждый день по верховой аллее в бульбукском парке. Может, у вас найдется пара длинных шпор? Вы могли бы дать нам их в придачу». — Да, сэр. Нынче среди этих царей очень мало порядочных наездников…
Как только Лукулл Полк немного остыл, я подхватил его и с не бóльшим усилием, чем то, которое вам пришлось бы потратить, чтоб убедить утопающего схватиться за соломинку, — подхватил и убедил его пойти со мной в маленькое кафе.
И случилось, что лакеи поставили перед нами пития. И Лукулл Полк открылся мне. И я узнал, зачем и для чего он осаждает передние этих князей мира сего.
— Вы слышали когда-нибудь о С. А. и А. П. железной дороги в Техасе? Ну, так она не гонится за тем, чтобы актеры считали ее мамашей. У меня там была поездочка. Летнее дело, знаете. Играли по деревушкам. Актеры жевали не только резину, но и свои роли. Конечно, мы лопнули, когда наша субретка сбежала с одним таким севильским цирюльником. Что сталось с остальными, я не знаю. По-видимому, им было что-то не доплачено. Последний раз я видел труппу — это когда я объявил им, что у меня в кассе сорок три цента. Я говорю — я ни одного из них после этого не видел. Но я слышал их еще в течение около двадцати минут. Мне невозможно было обернуться. Под вечер я вышел из леса и обратился к начальнику станции, чтоб он меня как-нибудь устроил. Ну, он любезно предоставил в мое распоряжение всю железнодорожную сеть, но предупредил меня, тоже очень любезно, чтобы я и не пытался воспользоваться ее подвижным составом.