— Куда исчез Хильдинг?
Но он уже не имел никакого представления о том, кто такой Хильдинг. Это было слишком очевидно.
— Что тут произошло? — спросил кто-то.
Я выпрямился. В дверях стоял Хильдинг с бутылкой в руке. Он подошел к дивану и посмотрел на Эрнста. Потом поднял брови и перевел взгляд на меня.
— Ты опять подрался? — спросил он.
Он стоял совершенно неподвижно с бутылкой в руке и удивленно глядел на Эрнста.
— Однако он весь избит, — сказал Хильдинг.
— Куда ты, черт возьми, запропастился? — спросил я.
— Я? — переспросил Хильдинг, словно пытаясь проникнуть в тайный смысл моих слов. — Я ходил в погреб вот за этим.
И он помахал в воздухе бутылкой, которую все еще держал в руке. Потом несколько неуверенно взглянул на меня.
— Что он делал во дворе? — спросил я, показывая на Эрнста.
— Не знаю. Когда я пошел в погреб за бутылкой, он еще был здесь. Наверное, он захотел подышать свежим воздухом.
— Вполне возможно, — согласился я.
— За что ты его изувечил? — спросил Хильдинг.
— Здесь спрашиваю я, — насмешливо ответил я.
Этому я научился у полицейских.
— Откуда вход в погреб?
Хильдинг подозрительно посмотрел на меня.
— Из кухни, — ответил он. — Дверь возле кладовой.
— Эрнст вышел с черного хода, — сказал я. — Ты ничего не слышал?
— Погреб большой и глубокий, — ответил Хильдинг.
Он снова взглянул на Эрнста. Я бы не сказал, что в его взгляде совсем не было злорадства.
— А ведь тебе может влететь, — заметил Хильдинг. — Ты его просто изуродовал.
— Ты уже говорил об этом, — вспылил я. — Не болтай чепухи. Лучше давай подумаем, как ему помочь!
— А за что ты его так отделал? — спросил Хильдинг.
Я в двух словах поведал ему, что произошло во дворе. Показал огромный желвак на шее и живописный кровоподтек на подбородке.
— Что делал этот негодяй в моем саду? — вдруг возмутился Хильдинг.
Я рассказал ему о том, что видел прошлой ночью, когда фары машины на миг осветили изгородь. И высказал мнение, что, очевидно, этому человеку что-то нужно от хозяина виллы.
— Кто же это мог быть? — спросил Хильдинг.
— У меня есть на этот счет свои соображения, — ответил я.
Этой фразе я тоже выучился у полицейских.
— Это Герман! — закричал Хильдинг. — Он думает, что я убил Мэрту. И хочет мне отомстить.
— Это его право, — возразил я.
Хильдинг принес аптечку и принялся хлопотать вокруг Эрнста Бруберга. Я сказал ему, что теперь он может угостить меня одной из тех толстых сигар, которыми так любит размахивать. Вооружившись сигарой, я сел наконец у телефона, хотя должен был сделать это значительно раньше. Прошло ведь минут двадцать-тридцать, и я, конечно, уже опоздал. Но почему не попытаться?