Его голос затих.
— Да? — спросил Харальд.
— И тогда я вспомнил, что во время следственного эксперимента Мэрта упрекала Ёсту за невнимание к ней. Больше у меня не оставалось никаких сомнений. Значит, он ее интересовал. Он часто приходил к нам. Гораздо чаще, чем я бывал у него. И когда Мэрты не было дома, он оставался недолго. А при ней он просиживал до самой ночи.
— У Ёсты семья, — возразил я. — Она осталась в Лунде. И наверное, здесь ему немного одиноко. И нет ничего удивительного в том, что он любит ходить в гости. У нас он тоже часто бывает.
— Ты не видел их вместе, — ответил Герман. — И не знаешь, о чем они говорят. Он никогда не показывал виду, что она ему нравится, и уже одно это делает его поведение подозрительным. Кстати, несколько раз они даже приезжали сюда вместе. До такой наглости Хильдинг, во всяком случае, не доходил.
— Следовательно, вы подозреваете свою жену в том, что она находилась с прецептором Петерсоном в отношениях, которые несовместимы с ее положением замужней женщины? — спросил Харальд.
Герман повернулся и в упор посмотрел на Харальда. Потом последовал ответ, в котором звучало отчаяние:
— А на черта вам мои подозрения!
Харальд спокойно посмотрел Герману в глаза.
— Возвращаясь к тому, что делала ваша супруга вечером в день убийства, я хотел бы узнать, не говорила ли она, когда собирается вернуться домой?
— Нет, — ответил Герман. — Об этом она ничего не говорила. Как правило, она возвращалась домой не позднее одиннадцати; несколько раз она приходила в половине двенадцатого, самое позднее — в двенадцать. Я не помню случая, чтобы она пришла после двенадцати.
Герман сжал челюсти, быстро подошел к столу, схватил пачку «Режи тюрк» и зажег сигарету. Он сразу же глубоко затянулся дымом. Между тем Харальд молча перелистывал записную книжку. Вальграв внимательно рассматривал свои ботинки и лишь временами косился на Дафниса и Хлою. Герман сделал еще несколько затяжек, опустил голову на грудь и закрыл глаза. Потом он смял сигарету, не глядя бросил ее в пепельницу и сел в кресло, где сидел раньше. Он тяжело дышал. Харальд оторвался от своей книжки и поднял на него глаза.
— А вы сами? — спросил он. — Что вы делали сами, вчера вечером?
— Я? — переспросил Герман. — Я работал.
— Дома?
— Конечно.
Казалось, Герман потерял всякий интерес к тому, что происходило вокруг него.
— Мы звонили к вам в двадцать часов двадцать минут, — сказал Харальд. — Но нам никто не ответил.
Герман молчал. Он лишь слегка наклонился вперед и, не мигая, смотрел на пол.
— Где вы были в двадцать часов двадцать пять минут? — продолжал терпеливо Харальд.