– Тяжелая артиллерия? – улыбнулся Шлиман, – а не слишком? Зачем мне может понадобиться тяжелая артиллерия?
– Если захватить интересующих нас русских и их технику окажется невозможно, их необходимо уничтожить, хотя по вполне понятным причинам это крайне нежелательно. Но, тем не менее, такой вариант развития событий мы тоже обязаны предусмотреть.
* * *
Ничего сверхъестественного немец не рассказал. Его самолет входил в пятьдесят первую бомбардировочную эскадру люфтваффе. Сам он не так давно был назначен бомбардиром-стрелком, но уже больше десяти раз вылетал на задания с кассетными бомбами, поскольку командование осталось очень довольно результатами применения этого оружия.
Я от пленного ничего нового не услышал, но как член экипажа бомбардировщика, совершавшего регулярные боевые вылеты, он неплохо ориентировался в общей обстановке в окрестностях Умани. Знания его были достаточно фрагментарными, но зато они послужили для меня отличным прикрытием в плане обоснования моей осведомленности о текущем положении немецких и русских войск, и я с большим облегчением озвучил капитану Щеглову реальную картину битвы, щедро дополнив слова пленного множеством известных мне подробностей.
– Даже не верится, что все так плохо. Может, он врет? – засомневался Щеглов.
– В первые дни войны тоже никто не хотел верить… – с досадой в голосе произнес Плужников, – а оно вон как вышло.
– Он не врет, товарищ капитан, – я ответил как можно более уверенно, – Некоторые детали его ответов совпадают с тем, что рассказывал механик-водитель захваченного нами бронетранспортера. Я специально задавал уточняющие вопросы, и он ни разу не сказал неправду. К тому же врать ему незачем, он ведь предлагал мне сделку – мы добровольно сдаемся в плен и передаем его немцам в обмен на гарантию жизни и хорошего обращения. Если бы мы уличили его во лжи, то и этому обещанию точно бы не поверили.
– И что ты ему ответил?
– Что командир здесь не я, и такие решения принимать не могу, но уверен, что на такую сделку никто с ним не пойдет.
– Вежливый ты, Нагулин, – покачал головой Плужников, – А я бы в зубы дал за такие слова.
– Он пленный, и бить его я не счел возможным, хотя хотелось, конечно, – пожал я плечами, – но, если честно, я бы на его месте предложил нам то же самое, а может и еще что-нибудь наобещал бы. И еще я ему напомнил, что именно он вывалил бомбы на головы собственных пехотинцев, так что не факт, что свои примут его с распростертыми объятьями. В общем, немец сдулся и, похоже, морально сломлен, так что проблем нам он, скорее всего, не доставит.