Он поднял взгляд. Стену напротив входа украшал барельеф, изображающий разлапистое дерево. Вернее — Древо. Гигантское в сравнении с несколькими человеческими фигурами, вырезанными внизу для контраста, переданное в мельчайших подробностях, с каждой трещинкой на коре и каждым из тысяч листков, венчающих крону. Он не сомневался, что это не местные создали этот шедевр. Статуя Сетрена-Быка, находящаяся в поселении, напоминала коровью лепешку на четырех ногах. Когда бы не два рога, торчащие с одной стороны, оставалось бы неясным, где у него голова, а где зад.
Пещера Спящих под Древом. Так следовало называть это место, это всплыло из глубин его памяти вместе со знанием, сколько усилий некогда было приложено, чтобы уничтожить все такие места. Стереть с лица мира.
Он и сам отдавал приказы.
Нет. Он тряхнул головой. «Не я. Я — Альтсин Авендех. Вор, мошенник, странник. Тот, кто Объял кусочек души бога, вместо того чтобы самому уступить Объятию. Но сейчас его воспоминания стали моими, и я научился отделять их от собственных лишь так: если в тех больше, чем пять трупов за раз, — это наверняка не мои воспоминания».
Он ухмыльнулся, легко изогнув губы. Это неправда. Альтсин вот уже некоторое время не существовал. Не таким образом, как ранее. Объять душу Кулака Битв — не то же самое, что надеть шелковые одежды и притвориться дворянином. Он обладал воспоминаниями авендери Владыки Битв. Всеми воспоминаниями. Когда бы часть из них ни наведывалась к нему раньше, он наверняка сошел бы с ума сразу после того, как Объял душу бога. Потому что это меняло человека сильнее, чем любые собственные грехи. Альтсин отчасти оставался самим собой, но кем стала остальная его часть? Этого он не знал. Пока не знал.
Он подошел к Древу, осторожно ступая между лежащими мумиями. Средь корней барельефа вилась, вырезанная мелкими буковками, надпись. Он мог ее прочесть, потому что Кулак Битв некогда изучал этот язык.
«Мы были мечтой, сном, бредом. Веткой, отрезанной от ствола. Взгляни на нас, гость, и восплачь».
Он знал, кем они были. Если наполнить эти тела жизнью, кожа у них стала бы золотой, словно небо на восходе солнца, высокие скулы, узкие подбородки и миндалевидные глаза. Серые, как туманное утро. Но теперь смерть и мумификация в холодном, сухом воздухе сделали их схожими с…
Истина, которую открыл ему Оум, истина, которую он нашел в воспоминаниях Кулака Битв, истина, от которой он пытался сбежать, смотрела теперь на него высохшими глазами этих мумий.
Он сжал зубы. И кулаки.
Услышал за спиной шорох. У входа стоял один из местных, жилистый парень, вооруженный копьем с мерзко широким наконечником, а на лице его гуляла настолько же мерзкая усмешка.