— Скорпион…
— Именно так, — с достоинством ответил мистер Рорк с улыбкой на лице.
— Тридцатое октября…
— Совершенно верно.
Ребекка плюнула в лицо своему собеседнику, но часть слюны до него не долетела.
Улыбка сошла с лица мужчины, он вытер рукой капли слюны с подбородка и уголка рта и взглянул на женщину с неким пониманием, пристально всматриваясь в ее глаза.
Он не сердился на нее за это, нет, он, скорее, сочувствовал ей.
— За что?
— За сына-Скорпиона.
— Вы и сами прекрасно знаете, как баркас назовешь, так он и поплывет. Зачем называть его плохо?
— Деревянная лодка и железный баркас — два разных судна, мистер Рорк. Это вы обязаны знать.
— Посмотрите на своего сына, миссис. В этом море деревянной лодкой я могу назвать только вас — не знаю, кто вы и как вас назвали. Сужу исключительно по вашим поступкам.
— Мои поступки — это моя ноша. Не ваша! — процедила сквозь зубы женщина.
— Конечно, — улыбнулся мистер Рорк. — Мое дело лишь показывать вам ношу, а нести ее — дело ваше.
— Да пошел ты.
— Плывите своей дорогой, миссис. И если хотите воочию увидеть железное судно, то обратите внимание на Люка. Более целеустремленного и отважного мужчины в своей жизни, кроме себя, разумеется, я не видел. Жаль, что он не мой сын, а ваш, — закончил свою речь мистер Рорк и ушел прочь.
— И мне жаль. — сказала ему в спину женщина.
Мистер Рорк, хоть и был мужчиной видным, но детей у него до сих пор не имелось, как и женщины. Только шахматы и маленькие мужчины, которых он воспитывал, как воспитали когда-то родители его самого.
— Я запрещаю тебе ходить на занятия по шахматам, — сказала своим непоколебимым голосом Ребекка, когда Люк вернулся со школы.
— Почему?
— Потому что шахматы — не твое. Закрыли тему.
— А что мое, мама?
— Слушать и делать, что я тебе говорю.
— Это не доставляет мне удовольствия.
— Что? — женщину аж затрясло от такого заявления.
— Мне не нравится слушать и выполнять то, что ты говоришь. Твоя жизнь скучна и неинтересна, я бы не хотел жить, как ты.
После этих слов женщина со всего размаха ударила Люка по лицу и рассекла ему верхнюю губу. Люку было больно, но он не заплакал. Он убедил себя, что не умеет плакать, особенно, когда больно внутри, а не снаружи.
В душе войны не меньше, войны, которую не видит никто.
Люк с сухими глазами ушел в комнату к брату, а Ребекка осталась на кухне и не смогла, в отличие от своего сына, удержать слез.
Люк поистине был самым сильным в этой семье. Мальчишкой, который мог удержать Атланта на своих плечах.
* * *
Покинув здание полиции, директор направился неспешным прогулочным шагом в сторону улицы Франческо Петрарки.