Славянский разлом. Украинско-польское иго в России (Пыжиков) - страница 6

Как в свете изложенного можно оценить их историческую миссию? Ответ на самом деле не вызывает больших затруднений: перед нами типичный униатский вариант, продвигаемый Римом для распространения своего влияния. Такой религиозный формат, адаптированный к греческому обряду, оптимальный инструмент для папского престола. О том, что кирилло-мефодиевская эпопея именно из этой серии, большого секрета для специалистов не составляло. Например, дореволюционный знаток РПЦ Евгений Голубинский (Песков), в своих трудах описывая их просветительство, недвусмысленно давал понять, откуда ноги растут. Лишь пребывание в штате Московской духовной академии не позволяло ему называть вещи своими именами. Не случайно уважаемый профессор, не пренебрегавший подобными сюжетами, находился под подозрением у обер-прокурора Священного синода Константина Победоносцева, нутром чувствовавшего угрозы для официальной церковной доктрины. Ведь за признанием кирилло-мефодиевского униатства неизбежно следовали более серьёзные вопросы о том, что собой представляло христианство Киевской Руси, провозглашённое нашим живительным источником.

Конечно, тогда подобные темы не могли полноценно обсуждать, ограничивались лишь намёками, бросавшими тень на церковный официоз. Это касается также оценок крестителя Руси князя Владимира. Историк Антон Карташёв, вслед за Голубинским, ставил под сомнение княжеские религиозные предпочтения вместе с корсунской былью о крещении. Указывал на контакты князя с Болгарской церковью — то ли автокефальной, то ли с каким-то непрояснённым статусом, не умалчивал об интенсивном обмене посланниками с Римом. Не скрывал Карташёв и конфликт Владимира с греками: в результате лишь его сын Ярослав Мудрый входит в юрисдикцию Константинополя. Но, конечно, из учёных того времени строго определённую черту никто переходить не решался.

Так, от западных материалов о насаждении христианства в Киеве латинскими миссионерами дружно открещивались, отвергая их как мифологические. Легендой считается Житие святого Ромуальда, сообщавшее о немецких миссионерах в славянских землях. В нём содержится рассказ о прибытии в Киев одного бенедиктинского монаха, именуемого «епископом русским». Княгиня Ольга, вернувшись после крещения из Царьграда, почему-то снарядила посольство к германскому императору Оттону І с просьбой прислать епископов и священников; в ответ тот вместе с папой Иоанном ХІІ и направил своих миссионеров. Популярна на Западе Хроника Титмара Мерзебургского, ровесница киевской Повести временных лет, где описывается ласковый приём Владимиром западного деятеля по имени Бруно.