я создал в жанре мемуаров наркомана, воскресив в ней свои воспоминания. Я записал на видео интервью и стал копаться в медицинских и юридических источниках. Оглядываясь назад, могут сказать, что это была очень плодотворная журналистская и литературная деятельность, то, что казалось мне интересным. Но учитывая, что я работал в The New York Times, этот портрет эгоистичного и иногда жестокого человека, который в итоге избавился от зависимости и посвятил себя опеке над детьми, представлял собой, некоторые… ну… значительные проблемы.
Особенно меня заботило, что мое начальство подумает не только о книге, которую я написал, но и о вещах, которые сделал. Помню, когда рукопись была завершена, я пошел к своему на то время начальнику Сэму Сифтону, и он сказал, что проследит, чтобы она попала к [лучшим] редакторам, но спокойно предположил, что, возможно, будет лучше, если я сам отнесу рукопись. Он был прав, и я понес ее сам, но мне хотелось надеть пару прихваток или взять пару щипцов, чтобы ее отдать. Как оказалось, Билл Келлер, [в то время] редактор Times, посчитал, что книга отличная. Вероятно, это был не совсем его жанр, но, как он сказал, – и я перефразирую это – «мы не берем на работу монашек. Работа, которую ты делаешь, заставляет размышлять о стандартах, которые изложены здесь, на бумаге».
Я был горд и сейчас горжусь этой книгой, и если это означает, что каждый раз кто-то, кому я или моя работа не нравится, называет меня чокнутым, меня это полностью устраивает.