Молча попрощался с Тимофеем и собирался уходить, когда услышал шлепанье, доносившееся со стороны Яузы. Карлик поднял свой «калаш» и вышел из кустов. Существо размером с крупную собаку, нечто среднее между рыбой и ящерицей, наполовину выбралось из воды на своих раскоряченных лапах. В свете восходящего солнца поблескивала чешуя, похожая на рыцарскую кольчугу. Еще погруженный в реку хвост дергался, поднимая тучу брызг. Хищник принюхивался к кровавому следу на земле. Почуяв Вездехода, поднял острую как пила морду и зашипел, показывая красный и мокрый от слюны раздвоенный язык.
Карлик знал, что за всем этим последует атака.
– Давай, не томи.
Короткая автоматная очередь разорвала бросившемуся навстречу карлику рыбоящеру шею. Хищник крутанулся на месте, рванул к реке и исчез, оставив в мутной воде расплывающееся багровое пятно.
– Салют, Тимофей. Твой посмертный салют.
– Да, товарищ Субботин. Так точно. Слушаюсь. Разрешите выполнять?
Яков Берзин положил телефонную трубку на аппарат так осторожно, словно боялся, что она рассыплется. Еще бы! С ним говорили не откуда-нибудь, а из штабного вагона товарища Москвина! С его личного телефона. Такие дела. Он попал между двух огней. Обычно в подобных случаях Берзин заваливался в аналог «кремлевки» – элитную больницу на станции «Знамя Революции», делая вид, что у него обострился застарелый туберкулез, да и нервный тик, от которого подергивался подбородок, тоже грозил перерасти в полноценную болезнь Альцгеймера.
Эти болезни не были выдумкой, и хотя в обычное время Берзин прекрасно уживался со своими недугами, но если начинало попахивать жареным, отправлялся на больничную койку, чтобы переждать бури и извержения. Хорошо бы сделать так и сейчас, но…
– Не тот случай, – задумчиво пробормотал Яков, расхаживая по своему кабинету, расположенному по соседству с апартаментами Чеслава Корбута. – Прямое указание, падла. Не выкрутишься. Сочтут за саботаж.
Берзин уселся за обшарпанный, заваленный бумагами письменный стол, раскрыл картонную папку и принялся изучать ее содержимое, подчеркивая красным карандашом особо значимые места в тексте.
Суть дела заключалась в том, что один из ближайших соратников генсека Москвина недавно похоронил сына и был убежден, что причиной смерти наследника было лечение у самого профессора Корбута. У Субботина не имелось прямых доказательств вины Михаила Андреевича, но он вытребовал у Москвина разрешение на контроль всех исследований ученого. Причем контроль тотальный.
Почему-то особенно заинтересовала Субботина возня профессора с неким карликом-мутантом по кличке Вездеход.