Само собой, у руководителей Полиса не росли на спинах ангельские крылышки и такими полезными штуками, как шпионаж, подкуп и физическое устранение противников, брамино-кшатрийское братство не чуралось, тем не менее Полис оставался очагом просвещения и скатиться до уровня красных не мог по определению.
Завербованные бандиты снова очутились в незнакомом им мире. Не удивила станция одного лишь Фиксу. Он не раз бывал на ней в довоенные времена еще с друзьями, когда удавалось сбегать от охранников, приставленных к нему отцом, который принуждал мальчика передвигаться по столице на бронированном лимузине. Звали подростка в те безоблачные времена Филей, для домашней прислуги – Филиппом Тодоровичем[6]. Матери Филя никогда не знал, поскольку был суррогатным ребенком
Папашу, известного поп-певца, видел редко. Тот был постоянно занят, гастролировал, лечился от депрессий в забугорных клиниках и редко бывал в столичном пентхаусе, предпочитая жить на Рублевке. Именно туда и отправлялся Филя на шикарном черном лимузине в день, когда по российской столице нанесли первые ракетные удары.
Тодор зачем-то пожелал увидеть сына. Не вышло. Когда гламурная Москва превратилась в кромешный ад, Филе осколком пуленепробиваемого стекла изуродовало лицо. Очнулся он уже в метро. Нашелся сердобольный мужик, который вытащил мальчишку из покореженного лимузина. Был он простым строителем и отношения со спасенным богемным пацаненком у него не сложились сразу. Фил Тодорович, очень капризный подросток, требовал к своей персоне повышенного внимания. В итоге сбежал от воспитателя в поисках достойной «своего величества» станции.
Насмешница-судьба жестоко наказала Филиппа за гордыню. Новыми его наставниками стали бандиты со станции «Третьяковская», там Фил и стал Фиксой.
– Я жил здесь до войны, – сообщил Фикса Челпану.
– В переходе на «Боровицкую»? Милостыню просил, что ли?
– Да какую милостыню! – Фикса гордо выпятил грудь, поднял указательный палец. – Наверху я жил. В большой квартире. С прислугой…
– Ты, Фикса, часом, тоже грибов не обожрался? – усмехнулся Челпан. – Какая прислуга? Давно в зеркало на себя смотрел, усос? По сторонам лучше зырь, карлика ищи!
Фикса обиженно замолчал. Он думал о том, что ничего не должен Челпану и если тот подрядился работать на красных, то это – его личный головняк. И никакой он не усос! При первом удобном случае сделает ноги. Теперь, когда у него есть все для путешествия по поверхности, сам Бог велит отправиться на Рублевку, разыскать папашку и потребовать у него свою долю наследства.