Лицо Челпана окаменело. Еще бы! Голос доносился уже со стороны «Автозаводской». Толстяк еще разворачивался, когда раздался тихий, похожий на вздох или шорох ветра в траве, звук. Рука державшего фонарик Фиксы, отрубленная по локоть, упала на шпалы. Фонарик продолжал светить, выхватывая из темноты только фрагмент ржавого рельса. Фикса завыл, завертелся волчком, пытаясь зажать здоровой рукой рану и остановить фонтан крови. Челпан палил в темноту туннеля до тех пор, пока не израсходовал все патроны. Он швырнул «калаш» на землю и выдернул из чехла на поясе десантный нож.
– Где ты, тварь?! Покажись. Поговорим, как мужики! Я и ты. Один на один!
Из темноты появился… Глюк. Он зачем-то размахивал правой рукой, словно дирижировал невидимым оркестром.
Вездеход почувствовал, как по позвоночнику скользнула стая ледяных мурашек. У наркомана было два рта. Второй – на шее. Оставшийся невидимым Макс перерезал Глюку горло и теперь стоял у него за спиной, играя умирающим наркоманом как марионеткой.
Челпан тоже сообразил, в чем дело. Однако прежде чем он сдвинулся с места, Макс швырнул в него Глюка и сбил толстяка с ног, и теперь тот барахтался на путях, пытаясь сбросить с себя труп. Это все, что удалось ему сделать…
Добровольский уже нависал над лежащим Челпаном, как черная скала.
– Харам!
Он воткнул чуть изогнутое лезвие катаны в грудь толстяка и дважды провернул.
– Бурум!
Бледный от потери крови Фикса сидел на путях и негромко скулил. Макс взмахнул катаной, снося наследнику Тодора голову. Она покатилась по шпалам и замерла, попав во впадину между ними.
– Я же просил выключить фонарик. А ты не послушался.
Вездеход наконец вышел из ступора, поднял оброненный Глюком свой автомат.
– Привет, Макс.
Добровольский тщательно вытер лезвие меча о комбинезон Челпана. Отточенным, грациозным движением сунул катану в ножны за спиной. Приподнял на лоб прибор ночного видения, закатал края вязаной шапки, скрывавшей лицо.
– Здорово, Николай. Ты, кажется, попал в переделку. Чем насолил этим трем мушкетерам?
– Не знаю. Толстый что-то трепанул о Корбуте.
– Коменданте или профессоре?
– Не знаю. Ты появился очень вовремя и… не оставил возможности кого-нибудь допросить.
– Погорячился. Не люблю, когда всякие уроды цепляются к моим друзьям. Жизнь – это очередь за смертью, но некоторые лезут без очереди. Ничего страшного. Узнаем о том, зачем ты понадобился Корбуту, из других источников. Как поживает Коготь?
– Процветает. – Вездеход снял рюкзак, достал план «Тимирязевской» и отдал Максу. – Недавно начал рыть ход в преисподнюю.