– Я тоже не знаю, куда хотел бы поехать, – говорит Лео. – Точно не в Рим – там слишком много призраков. Лучше начать с чистого листа в другом месте.
– А мне вообще нельзя вернуться в Израиль, – вступает Ашер, – там теперь сплошное Мертвое море. До призыва я жил у дяди с тетей, у них двухкомнатная квартира недалеко от Лондона, в Голдерс-Грин. Знаю, мне повезло… но не могу сказать, что это легко. Не думал, что стану йеридой – так эмигрантов из Израиля называют. Если б мог, вернулся бы на свою улицу.
– Когда у тебя отнимают родину, начинаешь понимать, как тесно ты был с ней связан, – с полным пониманием говорит Лео.
Я чувствую, что в этот разговор не имею права вторгаться. Меня-то дома ждут родные – у меня вообще, для начала, есть дом. Это выделяет меня, отчуждает от всех остальных. Чем я могу помочь Лео и Ашеру? Да ничем.
– Ну, частичку можно с собой унести. – Это Катя. – Когда Москву затопило, я больше всего скучала о ней по ночам, когда все памятники были подсвечены и столичная энергетика чувствовалась особенно сильно. Вот и нарисовала по памяти кое-что – художник из меня так себе, но это здорово помогает. Смотришь на картину и переживаешь все заново.
– Прекрасная мысль, – одобряет Ларк. – А ты, Беккет?
– Что я?
– Ты, думаю, в Вашингтон вернешься? Есть там что-нибудь светлое для тебя?
Он отвечает не сразу, и лицо у него какое-то странное.
– В Белом доме, конечно, неплохо жить – он хорошо защищен, – только я туда не вернусь. – Беккет задирает подбородок. – Я рожден для чего-то большего.
– Вот через три дня и узнаем, кто для чего рожден, – ворчит Ашер. Я смотрю на Лео: сколько еще времени отпущено нам на дружбу?
Через три дня мы это узнаем.
ЛЕО
Просыпаюсь от тошнотворного хруста – в комнате словно подрубленное дерево рухнуло. Пытаюсь сесть, но кровать ходит ходуном, как и пол.
– Землетрясение! – кричит Ашер. – Прикрой голову!
Прячусь под одеяло, закрываюсь подушкой от осколков стекла и обломков мебели. Перед тем как волны хлынули в римские окна, все было точно так же. Но ведь у нас в комнатах окон нет и мебель к полу привинчена: НАСА обо всем позаботилось.
Это обыкновенное землетрясение, твержу я себе – так, как в Риме, не будет. Но за раскатом грома следует рев, как от несущегося на нас товарного поезда, и это означает только одно.
– Цунами, – хочу крикнуть я, но голос отказывает. – Цунами!
Вода хлещет в стены, комната продолжает трястись. Ашер громко молится на иврите, я зажмуриваюсь и вижу перед собой лицо матери. Оно было синим, когда я нашел ее под водой, – меня долго еще рвало, стоило только вспомнить. Скоро я буду с ней. Думал пожить еще, сказать Наоми о своих чувствах, стать одним из первых людей на Европе, но Земля отбирает у меня жизнь.