А вот и мордашка, которая мне дороже всего на свете: мой братик Сэм сидит с родителями в первом ряду, чувствуя себя, как видно, очень неловко. Сердце сжимает новая боль.
Он на два года младше меня, но я смотрю на него, как в зеркало. У нас те же темные волосы, оливковая кожа, персидские глаза и ямочки на щеках от улыбки – теперь-то мы, конечно, улыбаемся редко. Как только он родился, мы стали сиамскими близнецами, а сейчас вот нас разделяют. Слезы подступают к глазам, но тут по авансцене цокают каблуки, и в зале становится тихо.
– Думаю, вы догадываетесь, зачем вас сегодня собрали здесь, – слышится голос Андерсон. – Вы угадали правильно: мы счастливы сообщить, что в школе Бербанка имеется собственный финалист, один из двух, отобранных в Соединенных Штатах: мисс Наоми Ардалан!
Занавес открывается, показывая меня, моргающую в луче прожектора. Под вспышки камер, аплодисменты, изумленные возгласы я смотрю на брата, пытаясь передать ему сообщение. Извини, Сэм. Я должна была придумать, как тебя вылечить – кто же знал, что меня заберут. Жаль, что так получилось, но это еще не конец.
– Это еще не все! – октавой выше информирует Андерсон. – Двадцать три других подростка по всему миру получили сегодня такое же извещение. Благодаря суперкомпьютеру НАСА «Плеяды» все финалисты прямо сейчас смогут познакомиться друг с другом и с вами!
Слышатся статические разряды, и на темных видеоэкранах вспыхивают краски – и лица.
Я, чуть дыша, рассматриваю незнакомцев, которые скоро станут для меня новой, принудительной семьей. Андерсон и Льюис поочередно называют их имена и страны – прямо Олимпиада, а не насильственный призыв в астронавты.
Все финалисты примерно моего возраста, но на этом сходство кончается. У нас разный цвет кожи и глаз, разные волосы, разное сложение. Некоторые, я вижу, сдерживают слезы или откровенно паникуют, вроде меня, остальные – их большинство – улыбаются и машут руками. Кто из нас окажется прав?
– И последний по списку, но не по значению – Леонардо Даниэли из Рима!
Я оборачиваюсь к экрану у меня за спиной. Парень с золотисто-каштановой шевелюрой и яркими голубыми глазами улыбается так, что во мне все надламывается. Знал бы ты, во что мы влипли. Мы не победители, мы покойники.
Пользуясь тем, что стою спиной к залу, я закрываю лицо руками, и слезы наконец проливаются. Мне надо всего двадцать секунд, чтобы выплакаться, – научилась, когда Сэм заболел. Я всегда веселила его, подбадривала, ни разу не показала, как боюсь за него. Но иногда, когда его подключали к машинам, когда через больничные мониторы слышалось неровное биение его сердца, я отворачивалась и давала волю своему горю, своей злобе на весь белый свет. Всего на двадцать секунд, чтобы Сэм не заметил, – вот и пригодилось теперь. Я успокаиваюсь и с изумлением встречаю добрый взгляд итальянского финалиста. Он прикладывает ладонь к экрану, и я читаю у него по губам «привет».