– Надо, – согласился с охранником я. – Наверное. Но сегодня получилось так.
– Не получилось, – покачал головой Ватутин. – Точнее – у вас с Викторией Евгеньевной не получилось. А эти господа и дамы могут направляться туда, куда собрались.
– Вы делаете свою работу, это понятно, – примирительно сообщил ему я. – Но, согласитесь, в своём устремлении довести её результат до идеала должны же быть какие-то границы? Мы с Викторией Евгеньевной не заключённые, не крепостные, у нас есть право на свою жизнь.
– Вот-вот, – поддержала меня Шелестова. – Свободу Анджеле Дэвис!
Охранники, стоящие за спиной Ватутина, нехорошо на неё посмотрели, но говорить ничего не стали.
Остальные сотрудники благоразумно промолчали, но я просто физически ощутил, как наши души покидает лёгкость и атмосфера праздника. Ещё пара минут, и никто никуда не поедет. Уйдет в никуда та радость, которая подвигает людей одной весёлой толпой мчаться в ночной город на поиски приключений и сомнительных утех. Обрести её сложно, тут важно единство душ и правильное количество употреблённых внутрь горячительных напитков, а вот утратить – как нечего делать.
– Не хочу ругаться, – вздохнув, сообщил я Ватутину. – Правда, не хочу. У меня и так всё в жизни скрутилось в огромный узел, не добавляйте в неё ещё больше злобы, а? Поехали уже, пока настроение есть.
– Трезвею, – предупредил всех Петрович и потёр щёки. – ещё немного, и меня к родному очагу потянет.
– Может, и в самом деле – ну его? – глянув на моего старого друга, вдруг оживилась Ксюша. – Может – по домам?
– Чего? – в один голос возмутились Стройников и Таша. – Ксюха, хорош «заднего» включать!
– В самом деле, – вдруг подключилась к разговору Вика. – Мы же не в притон направляемся. Это клуб, приличное место. И вы с нами пойдёте внутрь, мы не у входа вас оставим.
Чёрт, это всё смотрится практически унизительно. Мы, взрослые люди, должны упрашивать невесть кого, чтобы нам разрешили сходить отдохнуть. Всё понимаю, но есть же какие-то пределы терпения?
А самое пакостное, что, взорвись я, начни орать и топать ногами – происходящее примет совсем уж пакостный оттенок. Это будет похоже на истерику ребёнка – безудержную, безостановочную и бесполезную. Я и так выгляжу сейчас не лучшим образом в глазах окружающих, к чему усугублять?
Вот она, обратная сторона медали, вот цена всего того изобилия, что свалилось на меня за последний год и которым я, заметим, толком даже не воспользовался. Какая цена? Моя жизнь. Не в смысле – «возьми и умри». Просто я и она, жизнь, в смысле, теперь существуем отдельно. Я – в четырёх стенах, а она – за ними. Шаг влево, шаг вправо – и всё, утыкаешься в забор. Или в шлагбаум. Коренастый такой шлагбаум, с пистолетом под мышкой и в дорогом костюме.