Когда их познакомили, Тоська опешила от разительного несходства живого Тимы с нарисованным ее воображением. Перед ней стоял высокий, широкоплечий, весь какой-то очень светлый парень: светло-голубые глаза, чистый лоб, светлые, почти белые волосы, откинутые назад.
– Тося, – сказала она, протянув руку, и не смогла сдержать растерянной улыбки.
А Тима покраснел, как девушка. Он тоже слышал про Тоську: редко какая мать на улице, имевшая подросшего сына, вроде бы между прочим, но с потаенной надеждой, не затевала дома разговор про красавицу дочку тетки Полины.
Они стали часто встречаться. То есть, как бы случайно, попадаться друг другу навстречу.
Завидев Тиму, Тоська уже издалека начинала старательно хмуриться, сжимала подрагивающие губы.
Тима замедлял шаг, разворачивался как-то боком, смотрел под ноги, в сторону и приближался неровно, вилюшками.
Но как они ни хитрили, виноватые их улыбки встречались, встречались сияющие взгляды – все было ясно без слов.
Тоська, правда, еще храбрилась – перед подружками особенно. «А, этот, – говорила она небрежно и передразнивала Тимино белорусское произношение: – Трапка, брухо, перапелка». Но тут же поскорее отводила выдававшие ее глаза. Как ни пыталась она остаться прежней Тоськой – занозистой, неприступной, – ничего у нее не выходило, и скоро они с Тимой, застенчиво покружив друг возле друга, не уславливаясь специально, стали хорошо, нежно дружить.
Он познакомил ее со своими друзьями – Тима работал на ферросплавном заводе и был там комсоргом цеха. Друзья Тоське тоже нравились. Понравились уже имена их: Ким, Володя, Борис. Чувствовалось, что Тима у них вожак. Но не такой, каким был Копченый на танцах. Перед Копченым угодничали, пресмыкались. С Тимой держались на равных. И сам он, когда собирались они все впятером, не подчеркивал своего первенства, даже особых отношений с Тоськой не выставлял напоказ. Ребята дружно ухаживали за ней, и Тима в такие вечера считался лишь одним из кавалеров.
Как и Тоська, они все недобрали детства, слишком серьезной и тяжелой была их взрослая работа, и потому, наверное, собравшись, они охотно превращались на время в школьников, в беспечных мальчишек.
И Тоська менялась в их компании. С ними она была не строгой барышней, а прежним большеротым подростком. К ней возвращались угловатость, разбросанность, она постоянно что-нибудь роняла, стукалась руками и коленками о косяки, стулья, столы.
Ребята подтрунивали над этим ее свойством:
– Внимание, Тося! Впереди телеграфный столб. Не вздумай уронить его.
Однажды она ухитрилась шарахнуться о вкопанный для чего-то в землю рельс. Рассекла в кровь коленку. Тима перепугался, поотнимал у парней платки, опустился перед Тоськой на колени и принялся торопливо перевязывать рану. И пока он там неумело возился, Тоська глядела на него сверху, и ей прямо до слез хотелось тронуть рукой, погладить его мягкие волосы.