Торкуату потоптался на месте, ожидая, что шеф скажет ему еще что-нибудь, даст очередное задание, но Сан-Марино углубился в чтение каких-то документов, листая толстенную папку, и больше уже не смотрел на Торкуату. Тот кашлянул и сказал, чуть ли не с порога: — Ну, я пошел!
Сан-Марино на секунду оторвался от бумаг и кивнул. Торкуату понял, что у шефа очередной период бездействия, и, огорченный, открыл дверь.
— Погоди! Погоди! — окликнул его очень довольный Сан-Марино, захлопывая папку. — У меня найдется для тебя работенка!
Счастливый, Торкуату вернулся.
— Через час у меня будет необыкновенно серьезный разговор, и я прошу тебя... В общем, ты сам знаешь...
Торкуату почтительно наклонил голову. Да, его учить не надо, как охранять покой шефа при очень серьезных разговорах.
— Вот-вот, стой у двери и следи, но так, чтобы ни изнутри, ни снаружи... Отправляйся!
На этот раз Торкуату вылетел как на крыльях. Ему доверяли! Он был нужен!
Сан-Марино вызвал Мару и распорядился попросить Жулию приехать к нему в гостиницу.
— Если не приедет, считай, что ты уволена, — грозно заявил он.
Но Жулия приехала. Для нее наступило необыкновенно сложное время. Может быть, самое сложное в ее жизни. Она словно бы раздвоилась. У нее была предыдущая жизнь, связанная с ее семьей, с Отавиу, который был и оставался для нее отцом, и начиналась другая, в которой она должна была научиться по-родственному, относиться к человеку, к которому уже успела сначала привязаться, потом возненавидеть, а теперь должна была и полюбить.
Ее смущало, что Сан-Марино несколько раз называл ее в редакции доченька, что, когда она входила к нему в кабинет, он просил его поцеловать. Подобная близость и смущала ее, и шокировала. Она не была еще готова к ней.
А еще ей очень мешало отношение к Сан-Марино Отавиу. Она понимала, что он не простил жене любовника и поэтому так болезненно относится к дружбе Жулии со своим соперником, стараясь всячески их поссорить. Но что будет, если он узнает правду? Потрясение будет так велико, что он снова может погрузиться во мрак болезни. Нет, эта, правда, не должна выходить наружу. Никогда.
Сан-Марино чувствовал напряжение Жулии, но заботился, прежде всего, о том, чтобы привлечь ее на свою сторону. Самой действенной ему казалась материальная сторона, и поэтому именно ее он выдвигал на первый план. Еще он старался устранить те подводные камни, которые могли помешать его взаимоотношениям с Жулией, и о которых знал лучше всех.
— Я делаю все для того, чтобы ты стала моей наследницей, доченька, — с этой фразы начал свой непростой разговор Сан-Марино, разговор, который должен был быть избавлен даже от косвенных свидетелей, для чего за углом коридора в непринужденной позе расположился Торкуату.