Вскоре полыхнуло по всей империи.
Большинство дворянских родов было резко против изменений. Простонародье — наоборот, фактически объявило Александра святым без официальной коронации, но были и те, кто отказался менять заветы предков. Кое-кто из баронов не желал присягать ни одному из принцев. Прогрессивная молодежь толпами валила под флаги Александра и быстро гибла в кровавых схватках с профессионалами Константина. Сам Константин бестолково метался по стране, теряя сторонников больше по собственной глупости, чем из-за действий противника, но его армия была еще крепка.
Дезертиры и мародеры сбивались в крепкие банды, зачастую составляя серьезную опасность даже для войсковых обозов, не говоря уж о мирных деревнях.
Церковь отмалчивалась.
Священный Синод объявил войну «мирским делом» и категорически запретил священникам поддерживать любого из принцев под угрозой запрета служения. Как с этим справлялись полковые капелланы и лекари больниц при церквях – отдельная история.
Нежить, нечисть и прочие гадкие твари во всеобщей неразберихе пировали на крови, добавляя охранителям массу тяжелой работы.
Спустя пять лет Провинциал-охранитель ставил свечи.
… Казненная Константином дворянская семья. Они отказали войскам в фураже из своего поместья. Отец Георгий отпевал их на следующий день после ухода армии. Тринадцать человек, от мала до велика.
… Трое озверевших от голода крестьян, лишенные всех запасов на зиму. Они решили, что одинокий путник в плаще охранителя – легкая добыча.
… Умирающая девушка в сожженной деревне. Она не могла кричать, только тонко стонала, пытаясь отползти от незнакомца.
… Бабка-травница, приютившая раненых дезертиров. Их всех так и оставили висеть на сучьях, отец Георгий не сразу сумел добраться до жестких веревок.
… Искалеченный юноша с пустыми глазами среди горы трупов на оставленном поле боя. Его пришлось доставать из разломанного конскими копытами дорогого рыцарского доспеха и бинтовать прямо на месте. Брат-лекарь из ближайшего монастыря, рассматривая его раны, грустно пробормотал: «Не жилец…»
… Солидный купец, приколоченный гвоздями к стене собственного склада.
… Залитые кровью мостовые Грюнфельда после штурма города Рогенской гвардией…
В памяти мешались лица, крики, пожары, стук копыт конницы и грохот пушек. Мужчины, женщины, дети, старики – все они говорили на одном языке, молились одному Богу, жили в одной Империи, но с нечеловеческим ожесточением уничтожали друг-друга.
А у границы разворачивались боевые порядки рогенской панцирной кавалерии.
Господи, на все воля Твоя.