Оружие последнего шанса, но сейчас бросать наперерез озверевшим имперцам было больше нечего. Если вдруг рухнет оборона в приграничных системах, встречать противника будет некому.
Но если не перехватить Урсона, то оборонять будет просто нечего. Имперцы безнаказанно уничтожать огромную часть инфраструктуры. Сколько тысячелетий никто не прорывался во внутреннее пространство Галантэ? Четыре тысячи лет.
Последними, кто смог преодолеть рубежи на границах Империи, были рурхи под командованием наследника престола Рурх’ЭрВана, герцога Меланийского. Лорану тогда было лет тридцать, но до сих пор помнит, как горели планеты и станции.
Если бы не гражданская война в Рурх’ЭрВане, то Галантэ бы сейчас не существовало. И вот спустя четыре тысячи лет вновь горят планеты, только не рурхи пришли, а хуманы. Те, кого аграфы никогда не считали равными себе.
Решение принято. Хуманов нужно уничтожить, полностью. Чтобы все узнали, аграфы не дадут трогать свои миры. Потому сейчас летит на вызов командир эскадры из трех супердредноутов.
Лоран устало откинулся в кресле. Все-таки возраст берет свое. Наверное пора передавать престол сыну, но не сейчас, а после того как закончится война. Если бы старый император аграф знал, что его ждет…
Кто в жеребьевке смерти выбран наугад
Кого в огне счастливый случай разглядел
Таких немало батальонов и бригад
Кто в новой жизни оказались не у дел.
(с) Сергей Тимошенко
Снова стою на обшивке корабля в скафандре. Мне нравится пустота космоса, где нет суеты, нет ничего. Только я и звезды. Надо мной переливается красками пылевая туманность.
Тянет на философские размышления. Что есть жизнь человека для Вселенной. Миг, которого она даже не заметит. Последние дни я часто выхожу через шлюз на обшивку крейсера и смотрю на окружающие меня светлячки звезд.
Сколько времени прошло с момента, как я оказался в космосе. Точно не скажу. Пару лет, может чуть поменьше. У моряков есть явление – «тоска по берегу».
А у меня развивается тоска по планете. Любой планете, где я смогу босиком пройтись по твердой земле. Вдохнуть полной грудью свежий воздух, наполненный ароматами, а не стерилизованную дыхательную смесь пустотных объектов.
Понимаю, накапливается усталость. Усталость от постоянного стресса. Как только я очнулся на станции сполотов, жизнь превратилась в гонку. Гонку со смертью.
Да, с одной стороны, я к ней привык. Жизнь военного сама по себе гонка со смертью. Но на Земле я знал, что в любой момент могу сойти, прервать гонку. Остановиться и отдышаться. А здесь такой возможности нет.