Последние день и ночь Хэл провел в подготовительных хлопотах. При первом утреннем свете дозорный крикнул с мачты:
– Из залива идет маленькое дау! Прямо к нам!
Хэл услышал его крик из своей каюты и поспешил на палубу. Даже без подзорной трубы он узнал слугу Фасилидеса, стоявшего на открытой палубе небольшого судна, и послал за епископом. Когда Фасилидес вышел на палубу, на его лице отчетливо виднелись следы вчерашних возлияний. Они со слугой быстро и тихо заговорили между собой.
Потом епископ повернулся к Хэлу:
– Император и генерал Назет все еще в том монастыре. На берегу нас ждут лошади. Мы сможем добраться туда к полудню. Мой слуга привез одежду для вас и вашего слуги, чтобы вы не так бросались в глаза.
В своей каюте Хэл натянул штаны из отличного хлопка, узкие, как белье, и достигающие лодыжек. Башмаки из мягкой кожи имели острые, загнутые вверх носы. Поверх хлопковой рубашки Хэл накинул на плечи расшитую длиннополую тунику, доходящую до середины бедер. Слуга епископа показал ему, как обмотать вокруг головы длинную полосу белой ткани, чтобы соорудить тюрбан-хаик. А поверх этой повязки надевался блестящий железный шлем, похожий на луковицу, остроконечный, украшенный гравированными коптскими крестами.
Когда Хэл и Эболи снова вышли на палубу, вся команда уставилась на них с разинутыми ртами, а Фасилидес одобрительно кивнул:
– Теперь никто не узнает в вас европейца.
Баркас высадил их на берег возле утесов, где ожидал вооруженный эскорт. Лошади были сплошь арабскими, с длинными развевающимися гривами и хвостами, широкими ноздрями и прекрасными глазами. Цельные деревянные седла украшали медь и серебро, а чепраки и поводья были расшиты металлической нитью.
– До монастыря далеко, – предупредил их Фасилидес. – Не будем терять времени.
Они поднялись по тропе на утесы и очутились на равнине, раскинувшейся перед Митсивой.
– Это поле нашей победы! – воскликнул Фасилидес.
Поднявшись на стременах, он широким жестом обвел равнину, вид которой вызывал ужас. Хотя битва состоялась несколько недель назад, стервятники все еще кружили над ней, как темное облако, а шакалы и бродячие собаки рычали и грызлись над грудами костей, обгладывая почерневшие от солнца остатки плоти. Тучи синих мух наполняли воздух гудением. Насекомые тут же налипли на лицо Хэла, пытаясь впиться в его глаза и забраться в ноздри. Белые толстые личинки этих мух так густо облепили гниющие трупы, что казалось, будто те шевелятся, как живые.
Среди этого царства гниющей смерти бродили по широкому полю люди-стервятники, женщины и дети в длинных пыльных балахонах, с замотанными от вони и мух ртами и носами. У каждого имелась корзина, чтобы собирать блестящие пуговицы, мелкие монетки, украшения, кинжалы и кольца, которые они срывали с пальцев обглоданных падальщиками трупов.