Гуралева хата маленькая, низкая, голоса в ней — как в бочке.
Не рано. На полу вповалку спят дети, — слушали-слушали и уснули. Мигает каганчик — ради людей зажгли. Для себя кто бы керосин тратил! Цедится слабенький свет. Фигуры серые, призрачные. Разбрелись по углам, попыхивая дымом. Вон Андрон — неспокойный, вертлявый: «Холера ясная! Сидим, как кроты…» Почти на полу, на низкой скамеечке Судник (у Судника грыжа, ель когда-то украдкой тащил, надорвался, — он садится всегда очень низко, подпирает коленями живот); у края стола — Проц, твердый, крепкий, говорит и кулачищем словно гвозди вбивает: «Город бастует, а мы что, штрейкбрехеры какие-нибудь?» Из города недавно, с заработков… А там еще люди, еще. Посреди хаты сам Гураль, высокий, чуть не достает головой потолок. Бросает, слова твердо, медленно.
— Ты, Адам, — обращается он к Суднику, — не плети бог знает чего.
— А что? — защищается тот. — Разве я не прав? Добастовались — один в тюрьме, другого чахотка сушит, доборолись, матери его…
— По-твоему, сложить руки и сидеть, с голоду пухнуть? — загорелся Проц.
— Партия распущена. Чего нам кулаками махать?
— Вон как!
— Не нами же это выдумано! Есть поумнее головы.
— А своя зачем? Вшей плодить?
В хате засмеялись.
Вошла Ганна Гуралева — была во дворе, прислушивалась.
— Потише бы! На улице слышно. — Потом сказала мужу: — Кажется, идут.
— Уже идут… — зашелестело по хате.
Гураль вышел, за ним выскользнула и Ганна.
Молчание залегло по углам, настороженное, выжидающее.
— Издалека?
— Кто его знает.
Под окнами шаги. Топот в сенях… Первым вошел Устим.
— Погасите свет.
Кто-то подул на каганец. Темнота сгустилась, и в хату вошли двое. Он и она. Ее узнали сразу, по тому, как поздоровалась.
— Все пришли?
Девушка откинула косы, прошла дальше. И другой, неизвестный, которого ждали, шагнул за ней в глубину хаты.
— Товарищи! — тихим голосом сказала девушка. — Я не могу назвать вам человека, который пришел к нам. Вы сами понимаете… — Она что-то шепнула своему спутнику и села на скамью рядом с Устимом.
Гость не садился. Оперся на угол стола и какое-то мгновение оглядывал призрачные фигуры, притихшие в ожидании. Потом сказал:
— Я прибыл от рабочих Копани. Городские пролетарии приветствуют вас и призывают сплотиться в единый фронт… — Голос хриплый, сдавленный. — Профашистские правители Польши превращают наш край в плацдарм для подготовки войны с Советской страной. — Оратор волновался. Он резко наклонился вперед, голос стал тверже. — Зверские расправы, которые чинит дефензива над лучшими сынами и дочерьми народа, не должны нас пугать, а, наоборот, сплотить на массовые выступления против режима санации… КПЗУ