Впрочем, не могильные плиты и надгробья, которые вырубал Гураль, были главным делом. Выработку открывали совсем не ради этой продукции. Подрядчиков интересовало другое — камень. Камень для строительства дороги. Надгробья и плиты — это так, между делом. Главное — эти небольшие шершавые камни, что, улегшись рядом, понесут на себе быстрых коней, автомобили, а может, и сталь — туда, на восток, через леса и болота, через поля и луга, к той влекущей земле… В нем, этом камне, сейчас великая нужда. Он стал дороже хлеба и картошки. Ведь что хлеб? Вспахал, посеял и вырастил. Гранит же растет без семени, растет тысячелетиями, и, чтобы добыть его, нужны не какие-то плуги и бороны да мозолистые вдовьи руки — нужны умелые, верные, которые могут продырявить каменную твердь, забить динамит или порох и рвануть так, чтобы эхо за десятки верст прокатилось. Рабочие руки нужны. А их тут, в Великой Глуше и других селах, не густо. Кое-как собрали немного быдла. А что от него? Только и всего, что кряхтит. Да стонет. Да сидит перекуривает. А сойдутся вместе после работы или так, в обед, — и пойдет болтовня… Пся крев! Канчуками бы их расшевелить. Чтобы знали, что это государственное дело, что того требуют интересы отчизны. Лентяи! Мало им платят, подай им рабочую одежду, рукавицы… А холеры не хотите?! Я вам дам одежду — в кандалы всех до одного одену…
Инженер Пшибосский нервничал: вчера приезжал на выработку сам начальник строительства дороги и дал понять, что недоволен его работой. Камень идет вяло, машины часто простаивают. А разве он сам этого не видит? Разве не знает, что с таким количеством людей можно сделать куда больше? И знает, и видит, а помочь не может. Какая-то неподвластная ему сила словно сдерживает каменщиков. Где ее начало, где зародыш этой силы? Неужели и сюда, в эту пущу, в эти болота, уже успели проникнуть забастовщики, эти из бывшей КПЗУ, которые ждут не дождутся краха панской Польши, его Польши, и, как на бога, надеются на Советы? Неужели? Умные люди советовали ему приглядеться, Хоть бы к тому же Гуралю. Что-то слишком уж липнут к нему и эти и приезжие какие-то… Тихий-тихий, а глядишь — не его ли рука? Все они такие: словно и послушные и старательные, а настанет время — петлю на тебя накинут, еще и улыбнутся: прошу, мол, пана… Но нет! Он себя надуть не даст. Горло перегрызет в случае чего.
Пшибосский наспех собрал и как попало засунул в ящик бумаги, которые только что просматривал, и вышел. Выработка была как на ладони — замшелые, покрытые сверху мелким кустарником массы гранита отдавали синеватым блеском внизу, в огромной каменной чаше. Полдневное солнце удлиняло серые тени редких, обшарпанных взрывами сосен, лучами упиралось в противоположную стену выработки. На дне ее, где понемногу уже ткалось предвечерье, в едкой гранитной пыли копошились люди. Сверху, оттуда, где стоял Пшибосский, они казались маленькими, покорными и совсем не страшными. Слабо шевелились среди обломков породы, длинными обгрызенными рычагами подтягивали тяжелые глыбы, нагружали их на небольшие платформы, везли к подъему. Другие утомленно махали молотами — дробили камень… «И это те, кого я должен остерегаться? — даже усмехнулся инженер. — Быдло! Я им покажу, где раки зимуют!»