— К оружию! — крикнул Чарнецкий, хоть поблизости не было никого из тех, кто мог бы стать с оружием.
Несколько конюхов, носивших мешки, услышав топот, поставили их под амбаром, стали и сами, глядя на людей, что шли откуда-то с берега, из густого ольшаника, за которым над Припятью росли ивы, а дальше зеленой стеной стояла пуща. Вот они шумной толпой высыпали во двор, на минуту остановились, словно в нерешительности, и все узнали среди них Устима, а в отдалении — Жилюка и еще немало своих односельчан.
— Партизаны! — крикнул кто-то у графа за спиной, и конюхи пошли навстречу лесным людям, которые, вероятно по чьей-то команде, уже расходились по двору, направлялись и сюда — к амбару.
— Куда? — крикнул было Чарнецкий на конюхов, но те и ухом не повели.
Чарнецкий взглядом искал управляющего, солтыса или постерункового, но те как сквозь землю провалились, а граф, уже почти прижатый к стене, вскочил в амбар, хлопнул за собой дверью.
— Вооруженный? — спросил Иван Хомин конюхов.
— Кто его знает. Будто не видно было… Кричал только: «К оружию! К оружию!»
Хомин подошел к двери, постучал в нее.
— Мы не разбойники, граф. Прикажите вернуть людям добро, и мы вас не тронем.
Из амбара — ни гугу.
Гураль с несколькими партизанами привел управляющего.
— Чья телка?
— Гривнячихи.
— Катри?
— Ее.
Во двор ворвались женщины, с плачем, причитаниями бросились к мужчинам.
— Вот сороки! А ну, потише! — пригрозил им дед Миллион. — Без вас тут обойдется.
Женщины притихли, подступили к толпе.
— Катря, — позвал Гураль, — твоя телка? Забирай.
Гривнячиха стояла в нерешительности.
— Отвязывай, отвязывай!
— Не возьму я ее.
— Это почему?
— Пускай он скажет, — кивнула она на управляющего. — Хотел подкупить, шпиона из меня сделать… чтобы своих продавала. Все допытывался: кто подговаривает людей, кто бунтует?
Управляющий смутился.
— Пан хотел знать, кто бунтует? — обратился Гураль к управляющему. — Так смотрите… Это я, Устим Гураль, а вон Андрон Жилюк, которого вы не раз хотели убить, а вон там Хомин Иван, рабочий… Хватит или нет? — Гураль вдруг изменил тон: — Молчишь, лизоблюд? А теперь ты скажи: кто мучил людей? Кто грабил вдов и жолнерок? Кто самовольно уменьшал наши заработки?
Людей собиралось все больше и больше — пришли конюхи, прибежала челядь, — все теснились, старались стать поближе, чтобы видеть и слышать.
— Отвечай! — приглушенно грозно приказывал Гураль управляющему.
— Что вам от меня надо? — наконец подал тот свой голос. — Я выполняю волю… — он замялся.
— Чью? Графскую?
— Да.
— Но это неправда! — закричал из амбара Чарнецкий.