Москва / Modern Moscow. История культуры в рассказах и диалогах (Волков) - страница 129

С. В. Вернемся к литературе. Я уже беседовал с Антоном Долиным, и в нашем разговоре всплыла фигура Аксенова. Он много писал о Москве. “Ожог” в какой-то степени можно считать московским романом. Была еще “Московская сага”, которая даже заголовком своим декларировала, что это эпопея о Москве.

Г. Ю. И “Москва-ква-ква”.

С. В. Да-да. Каково ваше отношение к аксеновскому московскому корпусу?

Г. Ю. Мне кажется, что Аксенова будут любить, помнить и знать не из-за его московского корпуса. “Московская сага” это все-таки очень экспортоориентированная вещь, это семейная сага, написанная с расчетом на популярность за рубежом. “Ожог”… ну, “Ожог” немного устарел, как каждый текст, написанный на пике моды, сегодня выглядит старомодно. А “Москва-ква-ква” вообще, к сожалению, довольно плохой роман. Мы с моими студентами читаем раннего Аксенова: “Звездный билет”, “Коллеги”, “Затоваренная бочкотара”. По-моему, эти книги Аксенова – ясные, с чистым человеческим голосом – останутся. А ко всему, что было написано позже, есть много вопросов. Наверное, лучше всего я помню роман “Москва-ква-ква”, про который я уже писала как критик. И этот роман, на мой взгляд, написан с очень большой нелюбовью к Москве. Василий Павлович хотел написать, как Москва его, провинциального мальчика, отторгала, не любила, и как он чувствовал себя в ней некомфортно, и в ней правили бал всякие плохие люди. По-моему, так и получилось. То есть это в некотором смысле “антимосковский” текст.

С. В. Наши мнения совпадают и по отношению к “Доктору Живаго”, и к “Мастеру и Маргарите”.

Г. Ю. Но я хорошо отношусь к “Петербургу” Андрея Белого. Я люблю “Петербург”, но не перечитывала его с шестнадцати лет и никогда не буду перечитывать. Я его тогда любила и не хочу портить впечатление.

С. В. Сейчас это воспринимается очень экстравагантно. Раз уж мы об этом заговорили, я из всей прозы Белого предпочитаю как раз его автобиографическую трилогию. Я считаю, что это вершина его прозы – по многим соображениям. Наиболее она ценна именно в информативном плане: там рассказано много того, что действительно надо знать и помнить о современной Белому Москве. А вот другой писатель – Трифонов. Вот уж кто у нас действительно московский автор, у кого московские тексты. Как бы вы оценили его тексты? Больше ли у них шансов остаться как эталоны? Или этих шансов нет?

Г. Ю. Я все время ставлю опыты на детях и тренируюсь на студентах. Никто не хочет читать Трифонова – я имею в виду роман “Дом на набережной”.

С. В. Почему?

Г. Ю. Потому что сегодня он выглядит как еще одна советская семейная сага. Это, как говорят мои более молодые коллеги, немного “пыльная вчерашка”. Я Трифонова очень любила, но прочитала его совсем юной, еще в перестройку, и казалось, что это большое важное высказывание. А потом такого “трифонова” стало очень много. И он утратил свою уникальность, эталонность… Трифонов действительно московский человек, московский писатель. Если у Аксенова чувствуется потаенная боль, оттого что Москва к нему плохо относилась, то для Трифонова Москва – это естественная среда обитания. Он в ней как рыба в воде. Но, честно говоря, мне не кажется, что Москва для него как-то особенно важна. Для него это, как я уже говорила, “город по умолчанию”, дефолт-сити. У него действие всегда происходит в Москве, потому что а где же еще? Ведь все самое важное происходит в Москве, и сам он живет в Москве, вписан в московский контекст. Писатель пишет о той жизни, которую знает. Я не думаю, что Трифонов останется в памяти народной. Это не значит, что он переоценен или что надо немедленно сбросить его с какого-то парохода. Он просто писатель своего времени, а не более длительных исторических промежутков.