Москва / Modern Moscow. История культуры в рассказах и диалогах (Волков) - страница 163

* * *

Уже упоминалось о распространенном в “высоколобой” среде отношении к роману как произведению неровному, сложенному из “китчевых” кирпичей и страдающему от неубедительных психологических мотивировок и безвкусно-проповеднического тона многих монологов главного героя. Пастернак в ответ на такого рода нарекания неизменно возражал, что в стиле бульварных романов он писал нарочно: его волновали отнюдь не стилистические ухищрения, а то, будут ли его произведения читать “взахлеб”.

По этому поводу Пастернак высказался яснее ясного как бы устами Живаго, этого авторского alter ego: “…бедствие среднего вкуса хуже бедствия безвкусицы”. Но еще важнее здесь другое. Много написано о том, что моделью Живаго является не кто иной, как Иисус Христос. Описывая житие Живаго, Пастернак словно бы создавал новое Евангелие. А подобный текст, конечно же, не мог ориентироваться “на немногих”, не мог быть эзотеричным.

В “стихах Живаго” из романа Пастернак предпринял попытку поэтического переложения Евангелия и, с чем согласны теперь почти все, в этом преуспел. Насколько ему удался прозаический, романный вариант переложения, можно спорить. Но некое внутреннее тихое свечение, озаряющее многие страницы “Доктора Живаго”, для чуткого читателя очевидно. Оно и составляет главное очарование романа.

И здесь вновь неожиданно возникает тема встречи “на воздушных путях” Пастернака и Булгакова. В последнее время все большее число исследователей поддерживают предположение, что “Доктор Живаго” в значительной степени писался как своеобразный ответ-отклик на “Мастера и Маргариту”. То, что Пастернак никогда никому об этом не обмолвился, нас не должно смущать – скорее наоборот. Вспомним о теории “страха заимствования” американца Гарольда Блума, согласно которой наиболее тщательно скрываются как раз самые сильные литературные влияния.

Пастернаку даже необязательно было прочесть “Мастера и Маргариту”: Наталья Иванова справедливо предполагает, что о булгаковском романе ему могла подробно рассказать Ахматова, слушавшая его в авторском чтении. Подобным образом, через пересказ (по выражению Иосифа Бродского, “осмотически”), воспринимали витальную информацию многие гении – к примеру, Мандельштам, да и тот же Бродский.

Уж больно много совпадений в сюжете и структуре двух этих “евангельских” произведений. Кстати, именно эта сквозная евангельская тема, скрепляющая оба романа, и есть первое – и одно из главных – совпадений. Ведь Пастернак всегда настаивал, что именно христианская идея составляет основное содержание “Доктора Живаго”.