— Я потом объясню.
В коридоре подруга схватила Анну за руку.
— Не волнуйся ты так. Ну, может, он и в правду устал?
— Лена-а, нет. Он сразу решил, что не приедет. Он поставил крест, я чувствую, — сердце колотилось, как бешенное. Анна поняла, что Денису проще ее таким образом обезопасить и просто не появляться на глаза. И это будет продолжаться вечно из-за страха прикоснуться к ней случайно. Анна должна либо его отпустить, либо найти ответы. И первое и второе слишком болезненно.
Анна отряхнула руку подруги и залетела в комнату. Набросила ветровку и схватила сумочку.
— Ты не можешь сейчас уехать. Едва ноги переставляешь!
— Но я хочу! Должна его увидеть и поговорить. Мы так и не смогли это сделать после моего приезда. Мне столько ему сказать нужно, а он просто убегает. Это невыносимо, — глаза наливались слезами, жаром царапало щеки, будто ей сыпнули в лицо горсть стекла. Анна прикусила губу от желания высказаться, но понимала, что нужно молчать. Нельзя вмешивать других, она хорошо знала, как это опасно.
— Я понимаю, — мягко сказала художница. Взяла Анну за руку и потянула за собой. Подвела к портрету, где они втроем. — Я давно не видела его таким, как здесь на фото — счастливым. Он измучился, настрадался. Последние несколько лет были очень тяжелыми, хоть он и не признается, но оно же видно. Разумов хранит какую-то тайну, я знаю, у него на лице все написано, и это не простой секрет — это связано с жизнью многих людей. Денис, словно высох за последний год. Мне казалось, что он катится куда-то вниз и уже не сможет остановиться, пока не разобьется. Но ты дала ему надежду, и я видела ее, когда он целовал тебя и обнимал. Это не просто так. Дай ему время, не руби его плетью по свежим ранам. Он окрепнет и придет. Сам.
Анна потянула руку к портрету. Так хотелось материализовать ее, заставить счастье охватить всех, окутать белым одеялом, будто приятным теплым облаком. Неважно с ней или без, но чтобы они не страдали.
— Аня, у тебя глаза светятся! — вскрикнула Лена.
— А, — очнулась Савина и попятилась.
Художница так и застыла со сложенными в молитвенном жесте ладонями.
— Что-то с вами обоими не так, — пробормотала Лена, но заострять внимание почему-то не стала. — Так, бросай свой саквояж и пойдем есть. Вон уже живот урчит. Бегом! Завтра поедешь к своему Разумову. А если он посмеет скрываться, я ему лично надаю тумаков! — Лена показала маленький кулак. Затем схватила сумку и стащила ветровку с плеч Анны. Бросила все в сторону и подтолкнула ее назад в кухню.
* * *
— Доброе утро, — Лена давно крутилась у плиты. В доме пахло кофе и яичницей.