.
Агата слушала и ушам своим не верила.
– Но… должен же быть какой-то еще способ… – начала она.
– В самом деле? Ну, давайте посмотрим, – ехидно предложил Мэнли, у которого даже пена появилась в уголках рта. Он открыл сумку Доуви, порылся в плаще Тедроса и вытащил из его складок слегка то ли запыленный, то ли помутневший голубоватый хрустальный шар размером с кокосовый орех, покрытый царапинами и с зигзагом глубокой трещины на одном боку. Мэнли поднял шар на уровень своих глаз, посмотрел в него. – Видите? Не работает. Давайте вы, Ума, – он поднес шар к лицу принцессы. – То же самое, ничего. Эмма? Нет. Шиба? Нет. Кастор? Юба? Александр? Рами? Нет, нет и нет. Как я и говорил, все это совершенно бесполезно.
В последнюю очередь он поднес шар к лицу Агаты. Она посмотрела внутрь…
И шар загорелся.
От неожиданности Мэнли выронил шар, но Агата успела его поднять и вновь поднесла к глазам. Шар вновь загорелся морозно-голубым, словно освещенный фонарями лед, светом, и внутри хрустальной сферы заклубился серебристый туман.
– Так шар нужно было просто ровно держать, а я-то крутила его, вертела… – заметила себе под нос Агата.
Пораженные преподаватели сгрудились вокруг нее.
– Нет, это невозможно, – прохрипел Мэнли.
Но серебристый туман уже собирался в жгуты, тянулся изнутри к Агате, сжимавшей шар вспотевшими пальцами, оставлявшими влажные следы на поверхности стекла.
– Доуви не могла назвать ее своей Второй! – истерично воскликнула профессор Анемон. – Агаты еще на свете не было, когда этот шар делали!
Туман внутри шара медленно соткался в призрачное лицо, прижавшееся к стеклу, уставившись на Агату своими пустыми глазницами. Черты лица постоянно менялись, словно оплывающий воск, и каждую секунду внутри шара что-то мерцало, словно при коротком замыкании, но чем внимательнее всматривалась Агата, тем меньше оно продолжало напоминать, как вначале, лицо профессора Доуви и все больше напоминало кого-то другого… Вот только кого? Этого Агата никак не могла припомнить.
А затем шар заговорил металлическим, слегка дребезжащим голосом, механически проговаривая отдельные слоги, которые Агате самой приходилось складывать в слова и предложения:
«Наказ мой ясен, как кристалл, и прочен, как алмаз:
Одна Кларисса на земле мне вправе дать приказ.
Своей Второй она тебя решила мне назвать.
Скажи, Вторая, что тебе я должен показать?
Пусть это будет лютый враг или товарищ твой.
Лишь имя назови, и он предстанет пред тобой».
Агата уже открыла рот, чтобы ответить, но…
Внезапно шар выхватили у нее из рук, и он тут же погас.