Застолье длилось уже третий час. Было много выпито. По немецким понятиям стол ломился от кулинарных изысков. Соколов считал, что по сравнению с русской кухней — это сплошное убожество, но свое мнение мудро хранил при себе. И еще он был уверен, что немцы не могут доверять ему безоглядно и что еще не раз устроят проверки, зададут каверзные вопросы.
И гений сыска оказался прав.
Начальник контрразведки Шульц вдруг подозрительно прищурил глаз:
— Граф, знайте, мы внимательно следим за русской прессой, читаем ваши газеты. Нам много доставили удовольствия фельетоны этого… ну, со странной фамилией…
— Чатуновски, — блеснул памятью фон Лауниц. — И если хоть пятая часть из того, что он о вас писал, правда, вы — настоящий герой. Ликвидация врагов, головокружительные побеги, слова любви к Германии — все это потрясает воображение. — Фон Лауниц повернулся к Венингу: — Генерал, наш граф выбросил в окно мчавшегося на всем ходу экспресса какого-то хама. Ай да молодец! И все же не совсем понятно, как вам удалось усыпить бдительность вражеской разведки? Там служат прекрасные специалисты. Я знаком с Батюшевым.
Шульц впился испытующим взглядом в Соколова:
— Вам, граф, такое имя, разумеется, ничего не говорит — Ба-тю-шев?
Соколов охотно откликнулся:
— Полковника я встречал на различных приемах, в том числе и в Царском Селе.
Фон Лауниц уточнил:
— Не полковника, а генерала — недавно, в феврале, он стал, как говорят на Руси, вашим превосходительством.
Венинг усмехнулся:
— Еще бы, командовать всей государственной разведкой — должность генеральская!
Фон Лауниц продолжал, внимательно наблюдая за выражением лица Соколова:
— Но я говорю о другом знакомстве — профессиональном. — Он помахал перед своим носом пальцем, ехидно улыбнулся. — Мы все знаем о вас, дорогой друг!