Но желание знаменитого аса приземлиться на французской стороне не разделял Соколов. Ему было надо перелететь линию фронта — не важно где, а если выбирать, то лучше всего у городка Бримон, занятого доблестной 7-й армией кронпринца Генриха Прусского. Тем более что сам принц сейчас находился на полуверстовой высоте над полями и рощами, над виноградниками и старинными замками, над реками и озерами.
Соколов постучал ладонью по спине Сегю, крикнул:
— Куда несет? Летим за линию фронта.
Сегю удивился:
— Зачем?
— Над Бримоном разбросаем оставшиеся листовки.
Сегю презрительно скривил губы, ответил что-то неприязненное и продолжал заходить на луг, тянувшийся вдоль канала, соединенного с рекой Марна.
Тогда крайне осторожно, боясь делать резкие движения, Соколов погрузил руку в боковой карман и вытащил револьвер. Он дулом довольно сильно постучал по шлему Сегю. Тот, вытаращив от возмущения глаза, крикнул:
— Вы что, с ума спятили?
Соколов прижал дуло к затылку Сегю, крикнул:
— Веди к Бримону, иначе высажу мозги!
Гений сыска видел: авиатор колеблется. Соколов решил привести сильное доказательство своих серьезных намерений: он ухватил Сегю за бока и оторвал от сиденья, словно собираясь швырнуть аса на землю. Авиатор, бросив штурвал, вцепился в руки силача, пытаясь оторваться от него. Аэроплан завалился набок, задрожал, грозя свалиться вниз. Сегю повернул к Соколову лицо, искаженное злобой, широко разинул в крике рот:
— Прекратите!
Соколов отпустил Сегю. Тот приник к штурвалу. «Фарман» пошел ввысь и на север, через линию фронта. Авиатор хотел забираться вверх, дабы скрыться в облаках от вражеского обстрела. Но небо под лучами взошедшего весеннего неба быстро расчистилось, и теперь они вдруг оказались в полной видимости.
Немцы, к своей великой радости, увидали француза, который по ошибке или глупости залетел к ним. Солдаты из всех видов оружия открыли по аэроплану пальбу. Пули свистели совсем рядом. Немцы продырявили в нескольких местах обшивку крыльев и фюзеляж.
Соколов, высунув голову из кабины, поливал глупых вояк вычурной бранью берлинских грузчиков, а всегда мужественный принц Генрих на этот раз закрыл бледные веки, молился Богу, прощался с жизнью и прусским троном, на который он так и не вступил.
Сегю крикнул:
— Бросайте листовки!
Соколов отрицательно покачал головой:
— Мы вручим их немцам в руки! Приземляйтесь! — и показал рукой вниз.
— Зачем?! — опять возмутился авиатор.
— Так надо! — жестко произнес Соколов и опять перед носом аса помахал револьвером. — Не трепещите, даю слово офицера: сегодня же, Сегю, вы поведете ваш «фарман» домой.