После того, как мы поели и напились озерной воды, нам захотелось спать, все заволакивал какой-то туман, казалось, что все, что кругом происходит, происходит во сне, а не наяву.
Часа через два нам было приказано построиться. Выстроили нас в лесу плотными квадратами, в каждом квадрате было сотни по две людей, а квадратов таких было десять или одиннадцать.
Перед нами выступил генерал-майор Козлов, который произнес очень краткую речь, но она запомнилась мне. "Товарищи, разрешите мне поздравить вас с успешным выходом из окружения. Вы совершили славный героический поступок, Родина вас не забудет, многие из вас достойны высоких правительственных наград. Теперь мы будем двигаться в сторону Можайска и, очевидно, где-нибудь там пересечем линию фронта. Мы подойдем к немцам с тыла и, ударив по ним, поможем частям Красной Армии, обороняющим Москву. Думаю, что предприятие наше будет успешным и не столь уж трудным. Двигаться мы будем по лесам, соблюдая светомаскировку и тишину...” Он закончил тем, что еще раз поздравил нас с выходом из окружения. Внимательно выслушали мы эту простую речь генерала. Мы знали цену каждому слову, сказанному им, и его похвала звучала для нас, как похвала Родины.
После речи мы двинулись в путь в сторону Москвы, вытянувшись длинной вереницей, впереди которой шел генерал- майор Козлов и бригадный комиссар. Мы шли, соблюдая осторожность. Если над нами пролетал немецкий самолет, мы прекращали свое движение и прислонялись к деревьям. С середины дня за нами стали двигаться "кукушки” (так мы называли немецких автоматчиков), которые следовали за нами по пятам где- то вблизи от нашей группы. Стреляя из автоматов в воздух, они старались обратить на нас внимание какой-нибудь немецкой части, которая могла оказаться поблизости. Возможно, что эти автоматчики привязались к нам из-под самой Вязьмы или с места нашего последнего боя. Для того чтобы уничтожить автоматчиков, были выделены истребительные группы. Эти группы отошли от основной шеренги, и им через некоторое время удалось уничтожить этих "кукушек”. Когда рядом с нами перестали морзить немецкие автоматы, мы почувствовали себя свободнее, теперь нас никто не преследовал. Во второй половине дня мы сделали второй привал. Мы отдыхали часа два. Опять погрызли пшенный концентрат и, кажется, доели свой сахар. Лежать было холодно, и заснуть не удалось. Под вечер было решено продолжать путь. Чем больше мы шли, тем больше сказывалась усталость, мы начали буквально на ходу засыпать. Особенно тяжело было раненым, которых в нашей группе было не так много, но все же их число достигало, наверное, сотни. Большинство из этих раненых имели легкие ранения рук, ног или головы. Помнится, что среди нас, когда мы готовились к выходу из окружения, была одна тяжелораненая в нижнюю челюсть девушка, ее товарищи нашли ей где-то лошадь, на которой она сидела. В ее лице не было ни кровинки, нижняя часть лица была обмотана бинтом, на котором кое-где выступали следы крови. Удалось ли ей выбраться на свободную от немцев территорию? Удалось ли ей сохранить свою жизнь? Я не помню, была ли она с группой генерал-майора после нашего боя у деревни. Сейчас в этом месте я вспомнил ее потому, что ее глаза, ее вид вызывали великую жалость и показывали мучения раненых, которые шли вместе с нами.