Так что, уже этим вечером, вся прислуга, с охами и ахами, ну и соответственно с пусканием жалостливой слезы, слушала историю о невинных страданиях почти неизвестного им молодого господина, графа Мосальского-Вельяминова.
— А этот господин, значит говорит: "Это дело не чистое, — сидя на кровати, в накинутом поверх ночной рубахи старом халате, в окружении собравшихся вокруг неё подруг, вещала вечно румяная повариха, — говорит гость. Ответом на любое наше действие, идёт мощное противодействие. Этих господ прикрывает кто-то из "высоких кругов", иначе следователи не вели бы себя столь нагло".
— Ой, господи, неужто они рукоприкладствуют? — не сдержавшись, "пискнула" молодая, худая служанка.
— Не знаю, может быть и да. Об этом господа ничего не говорили. Слышала что друг нашего Михаила Николаевича, по-прежнему находится под домашним арестом. А вот его слуг, посадили в кутузку и не выпускают, и тоже, держат там безвинно.
— Ой, боженьки, да как же это? Как же тот бедняжка граф живёт, если ему никто не прислуживает. Некому ему ни поесть приготовить, ни постирать?
— Про это не знаю. Об этом ничего не говорили.
— Ой, горе то какое. Ну ладно. А дальше то что?
— Ну слушайте…
А день спустя, Михаил, один, сидя в тильбюри[32], выглядевшим после ремонта почти как новый, неспешно въезжал на территорию нового имения своего друга. К сильному удивлению гостя, на первый взгляд, здесь ничего не говорило о том, что хозяин этой земли находится под арестом. На въезде не стояли вооружённые часовые, в чьи обязанности должно входить изоляция пленника от любых посетителей. По крайней мере, после слов господина Самарского, о том, что его друга оскорбили недоверием и приставили охрану, граф Мусин-Елецкий ожидал увидеть именно такую "картину". В реальности всё выглядело по-другому. Ворота были гостеприимно распахнуты. Дворовая челядь, занимающаяся своими делами, не выглядела затравленной или испуганной и приветствовала неизвестного им барина уважительными поклонами. Возле парадного крыльца, дежурила пара гайдуков, правда в старенькой, но аккуратно ухоженной форме, которые и ответили, дескать, Александр Юрьевич дома, и его уже предупредили о прибывшем госте. Так что, если господин того пожелает, то пусть проходит в гостевые покои, куда его проводит Иван, чернявый холоп, один из встретивших его стражей.
Подтверждением чрезмерной опеки стало появление Александра, одетого как будто на выход в высший свет — по последней светской моде. После того как он вошёл в зал гостиной, и приветливо улыбаясь, поздоровался с другом, то за его спиной появился долговязый околоточный надзиратель, начавший тут же изучающе рассматривать Михаила.