Глава 6 (Победитель)
С тяжёлым хлопком толстая пачка дорогих бумаг была отброшена на край стола, вызвав небольшой диссонанс среди слуг, подумавших о том, что монарх разозлился, но Марк не желал рисковать всем ради возможного небольшого успеха, десяток рабочих к восьми уже имеющимся в городе хоть и выглядели заманчиво, но в то же время, наш герой понимал, что рискует всем, одобряя этот законопроект, и покуда у него не будет достаточно счастливых граждан в запасе, Марк не планировал принимать подобные предложения.
Уже ожидая тонну возражений со стороны той девушки, а наш герой полагал, что Вальхонская была на это способна, Марк несколько удивился, когда председатель министров словно через силу проглотила все свои возражения, с неким мимолётным отчаянием посмотрев на результат проделанной ею работы.
Либо она сейчас сдаётся, либо оформляет весь законопроект по новой, с превеликим шансом на то, что он снова окажется «не по ту сторону стола его величества». Молчание продлилось не долго, пока Марк рассматривал остальные доклады, Рибериус злорадствующе ухмыльнулся, заговаривая с его величеством, как — будь — то бы они с Марком были давними друзьями.
— Ваше величество, держу пари, мадмуазель Киста в который раз не может усвоить, что её законопроект никуда не годится. — в конце как — то даже по — доброму улыбнувшись, словно жалея угрюмую девушку, старик чуть развернулся на стуле по направлению к погружённому в системные окна, Марку, что тут же перевёл взгляд на Рибериуса.
— А, так значит твой проект по снижению налогов за счёт государственной казны лучше? — с сарказмом произнёс король, притворяясь тем самым, за кого его всё ещё принимало множество приближённых, и всё же, грань в голосе, указывающая на место говорившего, оставалась непоколебимой, да так, что Марк посчитал это своим первым достижением, как правителя, у него хорошо получалось вживаться в роль, отчего он пребывал в диком восторге, чего нельзя было сказать по немного осунувшемуся, и потерявшему гонор, лицу старика.
— Простите, ваше величество, я был не прав. — ни о каких спорах с монархом и речи быть не могло, что у его семьи, что у его друзей, что у его подчинённых. Монарх олицетворял абсолютную власть, определял, какие его слова звучали, как самая смешная шутка, а какие были призваны казнить без доли намёка на грозность, стоило лишь отдать небольшой намёк собственным поведением, чтобы остальные подстроились, и начали действовать соответствующе, и это не являлось безумным, бесхребетным, или же вопиющим недопущением, как раз — таки совсем наоборот, угождение его величеству, было самым первым правилом хорошего тона в любом государстве, в не зависимости от того, какое это было время, глубокая древность, или же прошлая современность Марка, что теперь чувствовал себя, чуть ли не богом, ведь его слово, имело вес, как никогда прежде.