— Ведь фламандцы повсюду раззвонили, что если сейчас их притесняют, то это продлится недолго, и что все изменится, когда из Парижа приедет какой-то комиссар.
Она говорила с неприязненной улыбкой.
— Черт возьми! Им дали время придумать подходящую ложь! Они прекрасно знают, что тело Жермены никогда не найдут! Ешь, мой миленький… Не беспокойся…
И она со слезами на глазах поглядела на малыша, который, подняв вверх ложку, не спускал глаз с комиссара.
— Вы ничего не хотите мне сообщить? — спросил Мегрэ.
— Ровно ничего. Питерсы, конечно, уже снабдили вас всеми нужными вам сведениями и даже, наверное, сказали, что ребенок не от Жозефа.
Стоило ли настаивать? Здесь Мегрэ был врагом. В этом бедном доме царила атмосфера ненависти.
— А теперь, если вы захотите повидать месье Пьедбёфа, можете прийти в полдень… В это время он встает, а месье Жерар приходит из конторы.
Она проводила его по коридору и закрыла за ним дверь.
Шторы окон второго этажа были спущены.
Недалеко от дома фламандцев Мегрэ увидел инспектора Машера. Он разговаривал с двумя речниками и сразу же отошел от них, когда заметил комиссара.
— Что они рассказывают?
— Я говорил с ними о «Полярной звезде»… Они сказали, что третьего января хозяин судна ушел из кафе где-то около восьми часов и, как обычно, был здорово пьян… Сейчас он еще спит… Я только что поднимался к нему на судно, но он даже не услышал…
Через витрину лавки фламандцев видна была седая голова мадам Питерс; она наблюдала за полицейскими.
Разговор не клеился. Оба они смотрели вокруг, ни на чем не останавливая взгляда.
По одну сторону река с прорванными плотинами уносила обломки судов. На другой стороне возвышался дом фламандцев.
— У них два выхода, — заметил Машер. — Один — тот, который мы знаем, другой — позади дома… Во дворе есть колодец…
И он поспешно добавил:
— Я его исследовал, я все там проверил. И все-таки, не знаю, почему, мне все время кажется, что труп в Мёзу не бросали. Откуда взялся этот дамский носовой платок на крыше?
— Вы знаете, что мотоциклиста обнаружили?
— Да, мне сообщили. Но это совсем не доказывает, что Жозефа Питерса в тот вечер здесь не было.
Ну, конечно. Никаких доказательств ни «за», ни «против»! Не было даже серьезного свидетельского показания.
Жермена Пьедбёф вошла в лавку около восьми вечера. Фламандцы утверждают, что через несколько минут она от них ушла. Однако же никто другой больше ее не видел.
Вот и все!
Пьедбёфы обвиняли фламандцев и требовали триста тысяч франков компенсации.
Задребезжал звонок. В лавку вошли две женщины с барок.
— Вы все еще думаете, комиссар…