В течение недели место этого кресла, а следовательно и старика, было возле плиты. Даже если в столовой принимали гостей, Питерс не показывался.
Но у него было воскресное место возле окна, выходившего во двор. Пенковая трубка с длинным чубуком из вишневого дерева лежала на подоконнике, возле банки с табаком.
В кожаном кресле поменьше, скрестив свои толстенькие ножки, лицом к горевшим брикетам сидел доктор Ван де Веерт.
Читая ответ судебного врача, он не переставая покачивал головой, одобрял, удивлялся, разводил руками.
Наконец он протянул отчет Мегрэ. Маргарита, сидевшая между ними, хотела взять его.
— Нет! Тебе не нужно, — сказал Ван де Веерт.
— Это, должно быть, больше заинтересует вас? — сказал Мегрэ, передавая листки Жозефу Питерсу.
Они все сидели вокруг стола: Жозеф и Маргарита, Анна и ее мать, которая время от времени вставала, чтобы последить за кофе.
По бельгийскому обычаю, доктор пил бургундское, покуривая сигарету, то и дело проводя ее зажженным концом у себя под подбородком.
Проходя мимо кухни, Мегрэ заметил на столе полдюжины испеченных пудингов.
— Конечно, это хороший отчет… Например, в нем не говорится о том… о том…
Он со смущенным видом посмотрел на дочь.
— Вы понимаете, что я хочу сказать… В нем не говорится…
— О том, была ли она изнасилована! — резко сказал Мегрэ.
И чуть не расхохотался, увидя, как шокирован доктор, — тот считал, что таких слов и произносить нельзя.
— Это было бы интересно знать, потому что в таких случаях… Вот, например, в тысяча девятьсот…
Он продолжал говорить, но комиссар его не слушал.
Он смотрел на Жозефа Питерса, который читал отчет.
Этот отчет содержал подробное описание трупа Жермены Пьедбёф, в том виде, в каком он был вытащен из Мёзы, описание точное, без всяких недомолвок.
Жозеф был бледен. Ноздри его запали, и он вдруг стал похож на свою сестру Марию.
Казалось, он сейчас бросит чтение, вернет бумаги Мегрэ. Когда он переворачивал страницу, Анна, читавшая через его плечо, остановила его:
— Подожди…
Ей оставалось прочесть еще три строки. Потом оба они принялись читать следующую страницу, которая начиналась так:
«…пролом в черепной коробке настолько велик, что в ней не осталось ни малейшей частицы мозга…»
— Возьмите, пожалуйста, ваш стакан, господин комиссар. Я сейчас накрою на стол.
И мадам Питерс поставила пепельницу, сигары и графин с можжевеловой водкой на камин, потом разостлала на столе скатерть с ручной вышивкой.
Ее дети все еще читали. Маргарита с завистью смотрела на них. А доктор заметил, что его не слушают, и замолчал, продолжая курить.