«Приключения, фантастика» 1994 № 06 (Исхаков, Журнал «Приключения) - страница 35
— Все ясно! — заявил наконец Буба Чокнутый. — Эй ты. Бегемот, иди-ка сюда!
Коко не пошевелился даже. И Буба сам подошел к нему.
— На вот тебе разводной ключ, — он достал железяку из кармана, — иди к башне и поколоти! Да погромче!
Коко вздохнул. Но согласился.
— Прощайте, братишки! — сказал он грустно. Все замерли.
Но Коко не успел подойти к башне.
— Стой! — выкрикнул неожиданно Буба.
Бегемот остановился, прижав разводной ключ к животу всеми четырьмя лапами.
— Стой! — повторил Буба. — Так не годится!
Он шепнул что-то на ухо Трезвяку. Тот куда-то убежал, прихватив с собой Джила и Хреноредьева. Через пару минут они приволокли старую перекособоченную, оставшуюся, наверное, еще с позапрошлого века трибуну, выкрашенную в бордовый цвет. И поставили ее посреди площади.
— Уф-ф! Едрит ее через колоду, тяжеленная! — прокомментировал события Хреноредьев, — Несерьезно все это!
Трибуна имела метра три в ширину, два в высоту и полтора в глубину. Больше пяти человек поместиться на ней не смогло бы при всем желании. Но Буба и не собирался впихивать на нее всех. Он прислонил папашу Пуго к передку трибуны. Сам забрался наверх.
— Не-е, едрена колокольня, — проворчал снизу Хреноредьев, — так не пойдет, так нескромно как-то!
Буба сморкнулся в него сверху из одной ноздри, но не попал, инвалид был увертлив.
— Граждане! — возопил Буба. — Соотечественники! Труженики!
Хозяйки как-то одновременно, кучкой сдвинулись с места и подобрались поближе к выступающему. Стекался и прочий народец, в основном, калеченный или малолетний.
— В эту торжественную для всех для нас минуту…
— По-моему, он чего-то не то говорит, — прошептала дура Мочалкина на ухо Трезвяку.
Тот хотел поддакнуть. Но не решался, мало ли чего, времена какие-то смутные пошли, еще настучит кто, что языки слишком длинные у некоторых.
— …все как один, миром, выйдем мы на площадь и покаемся! Нам есть в чем каяться, собратья, на всех на нас лежит великий грех, тяжкий и неискупный. Мы подняли руку на самое… на самое святое!
— Эй, Буба! — выкрикнул кто-то из толпы. — Ты трепись, да не затрепывайся! На кого это мы все руку подняли! Чего болтаешь! Какой такой грех?!
— Точно, охренел Чокнутый!
— Я те щя дам, охренел, я те, ядрена вошь, щя покажу! — взвился взбалмошный Хреноредьев. — Ты у мене забудешь, как оскорблять честных людей!
На этот раз успокоительного инвалиду прописал Длинный Джил — он просто прихватил крикуна за горло, и тот покорно смолк.
— Нет! Нет, собратья!!! Все покаемся, все до единого! На колени! На колени, я говорю, олухи! С места не сойдем, пока прощения вам не будет! До второго пришествия простоим!