Кузьмичева задумчиво поглядела на него, потом обернулась к Рогожиной.
— Значит, 20 августа, в субботу, — сказала она, — вы, Ольга Игнатьевна, сняли с книжки деньги с тем, чтоб в понедельник утром оформить покупку дачи. Вместе с вами за деньгами ездил ваш сын?
— Ходил… Сберкасса рядом. Я боялась одна идти с такими деньгами…
— Понятно. Вы взяли пятнадцать тысяч наличными и десять тысяч положили на книжку на предъявителя.
— Так просил Петр Николаевич.
— Это продавец дачи?
— Да. Он переезжает в Новосибирск, в Академгородок. Дача в Подмосковье ему теперь не нужна. Но получилось так, что в понедельник утром он позвонил, сказал, что приболел и оформление покупки придется на несколько дней отложить. Я решила, что деньги обратно в кассу относить нет смысла, что с ними сделается. А он разболелся всерьез. Только сегодня позвонил, сказал, что готов завтра ехать к нотариусу… А деньги исчезли.
— Сегодня двенадцатое сентября, — проговорила Кузьмичева. — Кто бывал у вас за это время?
— Никто. Я все время одна. Ну, заходила дочь с мужем, сын…
— А Петр Николаевич бывал у вас?
— Ни разу. Я его видела только дважды, когда дачу смотреть ездили.
— А кто вас познакомил?
— Никто. Я дала объявление в газету, что хочу купить дачу, он позвонил.
— Вы документы на дачу видели?
— А как же!
— Кстати, ключ от квартиры вы никому не давали? Может быть, какая-нибудь женщина ходит к вам и помогает по хозяйству?
— Я все делаю сама. Где теперь найдешь такую женщину?
— А сыну или дочери вы не давали ключ?
— У нас у всех есть свой ключ: у меня, у мужа и у детей.
— А где ключ вашего мужа?
— Он всегда берет его с собой.
— Понятно, — вздохнула Ефросинья Викентьевна. — И еще, пожалуйста, скажите мне, как фамилия Петра Николаевича, его адрес и где он работает…
— Фамилия Артюхов. А работает в институте минералогии. Он, по-моему, геолог.
Полковник Королев, нахмурясь, слушал доклад Ефросиньи Викентьевны. Она пряменько сидела напротив него на стуле, одетая в неизменно строгого фасона костюм, и взгляд синих глаз ее, как всегда, был решительным.
Петр Антонович слушал ее и немного жалел. Он в последнее время почему-то часто жалел Ефросинью Викентьевну, стареть стал, что ли? Она была прекрасным работником, все бы мужчины были такими. Но сейчас его огорчало то, что нравилось, когда после института она пришла к нему в отдел. Тогда его радовало, что она воспитывает в себе характер, учится не давать волю лишним эмоциям, выдержке, умеет держать дистанцию. Все эти качества она постепенно довела до совершенства и тем не менее продолжала шлифовать, а в результате высокий профессионализм стал вытеснять в ней женственность. Королеву казалось, что она насильственно стремится превратить себя в некое бесполое существо. Королев был сторонником эмансипации, но в разумных пределах. Он все собирался поговорить с ней на эту тему по-отцовски. Но дела захлестывали, и он никак не мог найти времени…