Обрыв (Соболева) - страница 82

"— Пусть останется, — хрипло сказал он, справившись с болью, приподнял меня, заставляя посмотреть на себя, и стиснул челюсти, когда увидел заплаканные глаза и синяки под ними.

— Не спала, да, сегодня?

Я кивнула и провела пальцами по его колючей щеке, потом посмотрела на повязки и почувствовала, как дрогнул мой подбородок…

— Царапины, мелкая. Заживет как на собаке. Почему дома не ждала? Как нашла?

— Я ждала. Сутки. Потом денег взяла у тебя в ящике… — замолчала, ожидая реакции после того, как призналась в том, что снова лазила в его комнате, — и поехала по больницам. Искать. Я все верну.

Он усмехнулся уголком рта и сам, видать, не заметил, как вытер слезу с моей щеки большим пальцем. Как нежно он тогда смотрел на меня. В его взгляде еще не было страсти, не было огня. Он был чист и не замутнен яростью. Там жила абсолютная нежность, на какую только мог быть способен Зверь. А я… как же безумно уже тогда я его любила.

— Вернешь. Как-нибудь. Видишь вон того парня?

Он кивнул на высокого темноволосого мужчину, который обнимал светловолосую женщину и девочку лет тринадцати и бросал взгляды в нашу сторону.

— Вижу, — тихо ответила, поправляя волосы за ухо и еще не понимая, что в этот момент обретаю нечто безумно важное, нечто, чего никогда у интернатской девчонки не было и быть не могло.

— Это Андрей Воронов, мелкая. Твой брат. Тот самый, чью фотку твоя мать прятала.

Я вздрогнула, все мое тело напряглось, задрожало, мне показалось, что я сейчас задохнусь от эмоций. В палате воцарилась тишина.

— Ну что, малыш, присмотрись. Похож он на того пацана с фотографии?

Я, тяжело дыша, смотрела на Андрея, а Максим на нас обоих по очереди.

— Похож, — едва шевеля бледными губами ответила я, — очень похож. И на маму похож. У нее глаза такие же… Карие. Большие, — судорожно вздохнула, — были.

А потом я стояла рядом с братом, и мы молча рассматривали друг друга. В совершенной тишине. Никто и ничего не сказал. Он просто протянул мне руку, и я вложила в нее свою, а Андрей привлек меня к себе и крепко обнял. Потом были разговоры, потом он спрашивал обо мне, об учебе, об интернате, хмурясь, когда я замирала и начинала заикаться, вспоминая те ужасы, что там творились.

— Никто и никогда теперь тебя не обидит. У тебя есть семья, и мы сожрем любого, кто просто косо на тебя посмотрит.

И я ему поверила. И никогда в нем не сомневалась.

Но воспоминания, связанные с Андреем, всегда отбрасывали меня к Максиму. Он заполнял меня всю. Все мои мысли, все мои надежды и планы. Мое прошлое и будущее. Он тогда уснул под действием препаратов, которые назначила ему Фаина, а я проскользнула в его палату и уснула там в кресле. К Андрею я ехать была еще не готова… Да и не хотела. У меня был свой дом. Нет, не та квартира, где я жила все это время. То лишь место пребывания. Мой дом — это Максим. Рядом с ним я чувствовала себя дома даже на улице. И здесь в больнице. Он проснулся ближе к утру.