Прошло несколько дней с тех пор, как мы сорвали Алексею план побега, и, со слов Бачка, они с Конни, кажется, отказались от этой затеи; Алексей больше не упоминал о бегстве, насколько Бачок мог судить по обрывкам их телефонных разговоров. Слава богу, мы получили короткую передышку и могли сосредоточиться на спектакле, а потом и на самом Рождестве. У нас с Джорджем все наладилось, но я знал, что первое Рождество без Тигрицы будет очень тяжелым для него, для нас обоих, и помнил об этом. Сказывался и стресс последних двух недель. Сколько непростых моментов пришлось пережить: Тигрица, Гарольд, Джордж и я, Хана и Джордж в доме Ханы, и, конечно же, попытка побега. Многовато для любой кошки, и напряжение давало о себе знать. Да, я справлялся, да, я горевал, и да, я эмоционально устал от всего этого.
Я как будто перестал быть самим собой. Мне чего-то не хватало, и все давалось огромными усилиями. Я хотел наслаждаться рождественской суетой, но в то же время страшно боялся этого дня, зная, что впервые буду встречать Рождество без Тигрицы. Я скучал по ней, и это тоже изматывало. Мне не свойственно жаловаться, но все, чего я хотел, это кричать от боли. Но, конечно, я не мог себе этого позволить.
К счастью, нас отвлекала задуманная Томми проделка. Я все еще сомневался в том, как они справятся с этой затеей, но на этот раз план был не мой. Я всего лишь был его невинным участником. Честно говоря, такая смена ролей мне даже понравилась. Я рассматривал это почти как выходной. После драматических событий последних дней и боли потери, которая не отпускала меня, я как никто нуждался в выходных.
К счастью, этот день действительно стал выходным, и я воспользовался возможностью наверстать упущенный отдых. Клэр помогала с обустройством в доме Гарольда. Все остальные, включая Маркуса, работали, поэтому она присматривала за укладкой новых ковровых покрытий. Джордж навещал Хану. Алексей и Конни были в школе, и я знал, что увижусь с Алексеем позже, так что беспокоиться о нем не стоило.
Я провел день, восполняя дефицит сна, потом повидался с друзьями. По дороге я по привычке заглянул и к Баркерам. После смерти Тигрицы они, разумеется, не открывали кошачью дверцу, поэтому я не мог войти в дом, но все равно считал своим долгом пройти мимо и бросить взгляд. Если мне удавалось встретить их, я пытался быть дружелюбным, и они ласково поглаживали меня. Они тяжело переживали потерю Тигрицы. Мы все страдали. Горе нависло над Эдгар-Роуд, несмотря на приближающееся Рождество. Насколько я мог видеть через окно, Баркеры даже не поставили в доме елку, и это означало, что им действительно плохо. Я искренне соболезновал им, хорошо понимая, что они чувствуют.