«Довольно недурная защита», – оценил он этот элемент своего нового «прикида». А вот обуви не предусматривалось. Ну да, как он успел заметить, даже вождь ходил босоногий. Видать обувка тут не в чести. Пошлепав босыми ногами по влажному еще полу, Калин развернулся к охранникам, собираясь отпустить грубую шуточку, но как открыл рот, так и закрыл его. Все четверо бойцов стояли перед ним в рядок по стойке смирно, явно отдавая честь, но руку они держали не у виска, как принято у современников мальчика, а на голове, прикрывая ладонью с растопыренными пальцами макушку. Это потом Калин узнал, почему они так отдают честь старшим по званию, а сейчас сильно удивился увиденному, ну и рассмеялся от столь нелепой картины.
И вновь явился вождь в сопровождении Хузара, хмурой дочери, на которую пал выбор отца, и толпы разукрашенных собратьев, в данный момент работающих носильщиками неизвестного Калину приспособления, отдаленно напоминающее крест, или скорее, самолет, если судить по расположению и форме «крыльев». Следом тащили еще несколько непонятных мальчику деталей и тяжелые на вид корзины. Замыкал процессию длинный, словно жердь, обряженный в жуткое существо мужчина. Пока вождь вальяжно располагался в своем троне, тихо ведя беседу с Хузаром, а избранница, как и в прошлый раз, встав у правой руки отца, вновь принялась сверлить Калина многообещающим злобным взглядом, народ спешно суетился, повинуясь молчаливым жестам «чудовища». Калин, как только заметил Вождя, тут же поднялся на ноги во избежание лишних болевых ощущений и внимательно наблюдал за происходящим. На ровном полу рисовали круги, один в другом, перекрещивая их краями, следом изобразили символы, возможно местная письменность, у края каждого пересечения установили человеческий череп со свечой, вставленной в пробитое отверстие чьей-то бывшей головы, а в самом центре всего этого художества собиралась конструкция из принесенных деталей. Калин сообразил, что все это затевается в его честь и, глядя на вырисовывающееся с каждой минутой ритуальное ложе для человеческого тела, молился, чтобы то был не жертвенник и не пыточный агрегат. Чуть в стороне от проводимых работ «Длинный» – видимо это был шаман – уже подвывал горловым пением жуткий мотивчик, вводя себя в транс. У края каждого кольца положили по кучке предметов, состоящих из костей, ножа и небольших глиняных горшочков. Закончив приготовления, «работники», согнувшись в поклоне, пятясь, отошли к стенам и замерли там, будто статуи. Шаман, набрав обороты своей горловой мантры, из легкого раскачивания перешел к более активным действиям. Он кружился и прыгал вокруг сооруженной на полу композиции, удивительным образом ничего не сшибая и даже не наступая на линии, присыпанные белым порошком. В руках его, казалось, пустых, что-то сверкнуло, и сквозь костяные лапы с когтями, наложенные поверх его кистей, заструился дымок. Меченые у стен благоговейно взвыли, вскинув кверху руки, и разом плюхнулись на колени, уперев в пол лысые, выкрашенные белой краской с продольной красной полосой головы.