Они пытались напасть на него еще несколько раз, и всегда она как бы невзначай появлялась на горизонте.
И тогда она приняла решение следовать за ним везде – вот почему сейчас только ей одной известно, где его искать.
Дождь продолжает лить сверху на его неподвижное тело. Он знает, что ждать осталось недолго, совсем недолго. И хотя сам он пока ничего не видит, ноги уже начинают ощущать приближающийся ответ: мелкую дрожь, которая с каждой секундой становится все отчетливее и мощнее.
Он убежден, что остается невидимым для окружающих, и этот маленький лучик надежды продолжает связывать его с тем миром, где его никто не любит.
Вон она, маленькая точка, которую пока сложно разглядеть, но она начинает понемногу приобретать более четкие очертания.
Пока что он слышит только тишину, и это хороший признак.
Дрожь усиливается, маленькая точка расширяется, но вокруг по-прежнему тишина. Он улыбается.
Но эта улыбка тут же испаряется, как только тишину разрывает предупредительный сигнал. Громкий гудок, заполняющий собой все вокруг, такой сильный, что ему кажется, будто огромная игла пронзает его голову от уха до уха.
«Не понимаю, не понимаю, я не понимаю, – говорит он сам себе. – Не может быть…»
Машина несется на полной скорости по затопленным дождем улицам. Женщина за рулем не может откинуться на спинку кресла, потому что вся ее спина горит так, будто ее выжигают раскаленным металлом. На какую-то долю секунды ей кажется, что дракон вот-вот оторвется от ее тела и взлетит.
Она приезжает на место, но не знает, где оставить машину, – все занято. «Это неважно! – кричит дракон, приобретающий все более явные формы. – Брось машину прямо здесь, на тротуаре!»
И она бросает.
Оба – женщина и ее дракон – мчатся в сторону стены. Она бежит, уже не чувствуя ног, а он грозно парит в вышине.
Гудок продолжает реветь над мальчиком, который отказывается верить в происходящее. Он хочет, чтобы его обескровленное, обездвиженное тело похоронили прямо там, под этим дождем.
Этот гудок служит доказательством сразу двух реальностей: той, что он придумал для себя, и другой, которую знают все остальные.
Первая реальность заставляет его признать, что спустя несколько месяцев он утратил свою уникальную способность становиться невидимым. Эта реальность обжигает его своей жестокостью, потому что вынуждает вернуться к самому началу: оскорблениям, ударам, насмешкам, насилию…
Но есть и другая реальность, известная всем людям вокруг, которую он не признает: возможно, он не был невидимкой все это время. Не признает, потому что вместе с ней ему придется принять то, что его хрупкое тело принимать отказывается: все эти месяцы люди видели его, видели, что с ним происходит, и ничего не сделали, чтобы ему помочь. Нет, эта реальность не для него.