Итан отважился позвать официанта: выгнул шею и изящно протянул руку в сторону – словно Адам на потолке Сикстинской капеллы. Артур моментально обратил внимание на томность, изнеженность этого жеста и принялся теоретизировать. Вероятно, подобные штучки имеют биологическую основу: некое звено ДНК объединяет Итана с гомосексуалистами всего мира.
Он опомнился:
– Как долетели?
– Итан пересел в бизнес-класс, – ответила Мэгги, обращаясь к потолочному вентилятору.
– Вы сидели не вместе?
– Это было бесплатно. – Итан покраснел. – Авиакомпания предложила. У меня накопились мили с тех пор, как я… В общем, это такой бонус для тех, что часто летает по работе. Мне полагается…
– «Мне полагается». Хорошо сказано, – буркнула Мэгги.
– Пожалуйста, не надо, – протянул Артур, – будь умницей.
«Будь умницей» – то был его фирменный наказ, имевший множество смысловых оттенков, как то: «успокойся», «сядь ровно», «заткнись». Если Моисею потребовалось десять заповедей, чтобы вразумлять людей, то Артур Альтер обошелся одной. Единственное правило, всеобъемлющее и непостижимое. Оно не просто призывало человека быть умным, оно вынуждало гадать, что значит «умный» – и какая провинность лишает тебя сего звания.
– У вас тут буря была? – спросил Итан. – Смотрю, аэропорт раскурочило.
– Угу, буря. Да какая!
– М-м.
– Торнадо.
– Ого.
– Да.
– …Ага.
Тут к ним подоспел официант. Артур с облегчением сделал заказ: ребрышки с картофельным салатом и зеленые бобы на гриле.
– Мне то же самое, – кивнул Итан.
Мэгги попросила стакан воды.
– Мы уже делаем заказ.
– Я в курсе. – Она взглянула на официанта. – Воды, пожалуйста.
– Не хочешь есть? – спросил Артур. – Ты ужасно худая. Как палка.
– Пап!.. – осадил его Итан.
Мэгги покраснела:
– Я вегетарианка.
Официант удалился.
Артур приложил все силы, чтобы не скривить лицо:
– С каких это пор?
– С девятого класса.
Десять лет назад кафе «Пиггис» сыграло решающую роль в ее отказе от мяса. Ребенком она вынуждена была посещать это заведение вместе с Артуром: тот подолгу вещал о превратностях супружеской жизни и всячески давил на жалость, пока официант наконец не уносил его разоренную корзинку. Однажды, вернувшись из «Пиггис» – отец в тот вечер особенно бурно выражал недовольство женой, – Мэгги увидела, что у мамы перевязан палец. «Что случилось?» – спросила она. «А-а, ерунда. Прищемила», – ответила Франсин. Но Мэгги решила – и с тех пор в этом не сомневалась, – что именно злые слова Артура каким-то образом стали причиной маминой травмы. Что посредством некой метафизической силы (Мэгги ведь было десять, и весь мир представлялся ей неразберихой таких сил: как летают самолеты? почему теннисные мячики в какой-то момент перестают катиться?) яростные обвинения отца причинили маме физический вред.