Он приполз в кухню. Порылся в шкафчиках и нашел коробку «Шоко-хрустиков». Затекшая левая рука неприятно зудела. С кухни было слышно, как Ульрика громко, могуче сопит в подушку. Крошечная квартирка, соседи-подростки, тевтонский храп любимой… Артур с неохотой признал, что все это пустяки, не стоящие его внимания. А точнее, неотъемлемые составляющие его жизни, без которых он – никто.
Эпоха Угрызений Совести началась с вечеринки для педсостава, где Артур познакомился с Ульрикой. Его привлекли старые добрые роковые прелести: саркастичность, молодость, немецкое происхождение. В университете она преподавала недавно – медиевистику на историческом факультете.
– Медиевистика, надо же… – повторил Артур. Он опрокинул остатки пино-гриджо в рот и смял пустой стаканчик. – А я думал, к нам теперь только цифровых гуманитариев берут.
– Фот как? – Ее «в» звучало скорее как «ф»: немецкий акцент придавал ее дыханию праздную свежесть, словно мятный леденец после обеда. – Видимо, я – то самое исключение, которое доказывает правило.
Артур был настолько заинтригован, что не стал подвергать сомнению уместность идиомы.
Вечеринку организовала Комиссия по междисциплинарному прогрессу. Эта комиссия – нарост на раковой опухоли университетского фонда пожертвований, – помимо прочего, проводила обязательные к посещению мероприятия для профессорского состава. Приглашенных выбирали случайным образом, как коллегию присяжных. И так же, как в случае с судом присяжных, народ терпеть не мог обязаловку. Однако всем уклоняющимся грозило «временное отстранение от профессиональной деятельности», а этого Артур, так и не заключивший с университетом бессрочного контракта, не мог себе позволить. Он смутно догадывался, зачем нужны подобные вечеринки: наверное, члены КМП решили, что, если загнать десяток поддатых педантов в одну комнату, они рано или поздно изобретут что-нибудь полезное и коммерчески успешное, а университету достанутся все лавры. Но профессура не желала изобретать полезное, они только мялись и разбивались на кучки по дисциплинам: гуманитарии облюбовали стол с закусками, а технари и инженеры – скамейки. Ульрика сама подошла к Артуру.
С тех пор как четверть века назад Артуру стукнуло сорок, он начал понемногу свыкаться с фактом, что женщинам он больше не интересен. Дабы окончательно с этим примириться, он решил полностью игнорировать секс во всех его проявлениях (тем более что у них с Франсин редко доходило до постели): пренебрегать женщинами так же, как они пренебрегали им. Затея была, мягко говоря, амбициозная, даже для Артура, но он неплохо справлялся – во многом благодаря непременной ежеутренней мастурбации, позволявшей ему сохранять ясность мышления хотя бы до обеда. Но проигнорировать стройную медиевистку он не мог. И она – о чудо! – тоже обратила на него внимание.