Тут он остановился и хмуро буркнул:
— И вот скажи ты мне: какого хера я за того Энгельса вспомнил?
— Вы там в колонии сидели, — напомнил я. — И что-то насчет азиата.
— Азиата? А, точно — Муртазова! И про ломик. Этот Муртазов здоровый был, как орангутанг. Или орангутан, хер его знает. Меня заведующая отделом приматов Серафима Пантелеевна все время поправляет. По-любому, Муртазов и орангутанг близнецы-братья: оба косматые, рыла широкие, тупые… Я тебе его потом покажу, тут недалеко. Бригадирствовал он в цеху тарных ящиков. Да не орангутанг, а Муртазов! Эти чурки страсть как командовать любят. Паскуднее — разве что хохлы. И то вопрос спорный. Но я не за то. И даже не за то, что Алим был жлоб, сволочь и красный, как пожарная машина…
— Загорелый?
— Закуелый! Я же говорил: клинья мне не вставляй, на вежливость не нарывайся. Красный — значит козёл.
По выражению моего лица шкипер понял, что и в этот раз выразил мысль недостаточно отчётливо:
— Козел, Шурик, — это зэк, что работает на начальство. Мужик, скажем, работает на себя и на государя. Че-то сваривает, точит, стулья-тубуреты колотит. А козёл вперёд рогами бежит записываться в лагерную полицию. Её по-разному кличут, названия меняют, не хуже, как с Петровском: то СВП, то СПП — секция воспитания и правопорядка, секция профилактики правонарушений, еще какая-то бурда. Но гестапо — оно гестапо что при Адольфе, что при Фридрихе. Ходят, нарушения ищут: не там сиделец шабит (курит, значит), пуговицу верхнюю не застегнул, постель не заправлена, в чужую локалку вошел… У нас же там тоже зверинец: каждый отряд — в своей клетке, «локальная зона». Ну и с заметочками — к оперу или отряднику. Есть еще культмассовая секция, тоже рогатые. Санитарная, чтобы чертяк немытых ловить. Короче, я всех по буквам не помню, главное, что «вязаные» — красные лантухи на рукаве носят и шныряют на аркане у мусоров.
Но Муртазова Юша терпеть не мог по другой причине. Алая ориентация Алима его мало волновала. Ну, сука, он сука и есть, мало ли их по зоне шлындает… Раздражало другое: азиат все время что-то жевал. Говорит — и чавкает. «А слюна всегда в уголках губ такая… зеленоватая», — зло вспоминал Юша. Привычка Муртазова доставала не только шкипера. Набралось десятка два особо яростных нетерпимцев. Не успокаивало их даже то, что Алим улыбчиво пояснял: привычка такая, это же насвай — жевательный табак с пряностями. Пробовал даже угощать. Чем еще больше взбесил «братву»: совсем оборзел мохнорылый, суёт порядочным парням козлячьи корма!
Короче, решили разобраться. «Блаткомитет» размышлял недолго: порешить на хрен. Одним козлом меньше. Пусть в своем муслимском раю табак жует.