Эйнар и впрямь оказался невезучим. Сообща с командой «Трианайд» его люди уничтожили остатки сил Этельхельма перед морскими воротами, но Эйнар получил копье в живот и умер той же ночью. Скотты хотели было начать приступ на ворота, но несколько сброшенных парнями Гербрухта камней охладили их пыл. Да и норманны, предводитель которых был ранен, не пылали желанием начинать новый бой. Они разграбили корабли Этельхельма, прибрав к рукам золотое приданое, отправленное с Эльсвит на север, и остались вполне довольны такой победой.
Не напали шотландцы и на нижние ворота. Кузен оставил оборонять их тридцать человек, а тридцать человек вполне могли удерживать этот бастион, пока хаос не покончит с нашим светом. Поутру я открыл ворота и выехал вместе с сыном, Финаном и Этельстаном. Вчетвером стояли мы на узкой тропе, где Эйнар затеял строительство нового частокола, и наконец дождались Домналла. Шотландец выглядел, как всегда, внушительно: темноглазый, черноволосый, широкий в плечах, свободно держащийся в седле на могучем вороном жеребце. Он молча коротко кивнул в знак приветствия. Приехал он один.
– Передай своему хозяину, – заявил я, – что теперь тут властвует Утред Беббанбургский и границы моей земли будут такими же, как во времена моего отца.
Домналл смотрел мимо меня, на нижние ворота, украшенные черепами, которые мой кузен там поместил для устрашения захватчиков. Я к ним добавил две головы: искромсанные и окровавленные остатки черепа самого кузена и Вальдера.
– Не важно, кто здесь правит. – Шотландец выражался на удивление мягко, впрочем, этот воин был не из тех, кому нужно бросать оскорбления, чтобы внушить страх. – Мы просто продолжаем осаждать эту крепость.
Он посмотрел на меня.
– Нет, не продолжаете, – возразил я, повернувшись в седле так, чтобы умерить боль в боку от неглубокой раны. Не опасной была и царапина на бедре. – Я вам не мой кузен. Я не буду просто отсиживаться за этими стенами.
– Ты меня напугал, – процедил Домналл.
– Так что передай от меня привет королю Константину, – продолжил я, – и скажи: пусть довольствуется землями своего отца, а я буду владеть землями своего.