А перед айсбергом были киты – стая южных гладких китов, включая необъятную самку, что была по меньшей мере пятнадцать метров в длину, ее детеныша и нескольких самцов или самок поменьше. Они были прекрасны, несмотря на то что казалось, будто их слепили из полдюжины других существ. У них были огромные круглые черные тела, короткие и толстые плавники, широкие треугольные хвосты, а над глазами у них виднелись характерные твердые кожные наросты, похожие на клочки пластыря. Линия огромного дугообразного рта находилась у них выше уровня глаз и описывала полукруг, придавая им выражение вечной гримасы «хм-м-ф!».
В этой стае мать и детеныш играли в своеобразные салки: поочередно выскакивали из воды – то он, то она. Когда они шумно плюхались обратно в ледяную воду, звук был такой, словно разорвалась бомба.
Я невольно заплакала. Это лучший рождественский подарок, о котором я только могла мечтать. Вот ради чего я здесь, ради чего вообще все это. Я желала лишь одного: чтобы Логан был рядом и мог разделить со мной эту радость.
Когда киты скрылись за горбом айсберга, я поспешила обратно в камбуз – крохотную кухню, что притулилась между двумя огромнейшими холодильными помещениями, собственно морозильной камерой и кладовой, которые были забиты провизией до отказа, чтобы нам хватило на несколько месяцев плавания. Камбуз – самое теплое место на корабле, но здесь всегда пахнет пищей, что иной раз нелегко переносить моему слабому желудку.
– Лучше себя чувствуешь? – спросила Либби. Она – кок и мой босс, а я – ее камбузная рабыня.
– Вроде того.
– Ну, по крайней мере, всем другим пища идет впрок, и только ты своей кормишь рыб.
В нашем рождественском меню тайский кокосовый суп, овощное карри с нутом, пшеничные лепешки наан, лазанья с грибами и шпинатом, консервированные персики с заварным кремом и веганский шоколадный пирог. Работы полным-полно: чистить овощи, тереть их на терке, жарить и помешивать, мыть бесконечные тарелки, – но я добровольно согласилась на эту работу, так что я плакала вволю лишь тогда, когда никто меня не видел.
Я перестала гневаться и начала барахтаться в жалости к самой себе из-за дыры в форме Логана в моей жизни. Почему я поступила так-то и так-то? Почему он не сделал то-то и то-то? Почему у нас ничего не вышло? Я была благодарна судьбе за то, что у меня всегда была прорва работы и мне не хватало времени на то, чтобы пожалеть себя как следует. Я обнаружила, что, когда скучаешь по любимому человеку, твое сердце болит так, как раньше тебе и не снилось. Твои кости словно становятся полыми, твои руки пусты, и тоска забирается тебе под кожу – да так и заседает там. Твое тело знает, что потеряло жизненно важную часть. Гнев проходит, а мучительная боль остается, словно фантомная боль от ампутированной конечности.