Оставив дедушке записку, мы вышли на залитую солнцем улицу. Сейчас мне было сложно понять, зачем бабушка взяла с собой керосиновую лампу, которую несла именно я, ведь мы собирались вернуться дотемна. Это был совершенно ясный день, и только несколько белых пушистых облачков медленно проплывали на ярко-синем небосклоне. Два Клена на нашей улице приобрели насыщенный желтый цвет, и разложили у своих стволов, словно создавая уют, золотые ковры из нападавших листьев. Эти деревья, подобно уличным фонарям, горели в свете необычайно яркого солнца, и мимо них было невозможно пройти, не бросив восторженный взгляд. «Как краски меняют мир? Что, если б природа всегда была такой желтой на нашей планете? Мы бы, наверное, утонули в этом золотом свете тепла», — думала я про себя.
— Возможно, люди были бы добрее друг к другу, если б жили в такой красоте каждый день, — вдруг, неожиданно для всех, я озвучила свои мысли.
— Всё очень относительно, — пораздумав, ответила бабушка, — человеку всего всегда будет мало, и это касается как красоты, так и доброты. Если мы пригласим пожить в нашем времени кого-нибудь из средневековья, он с уверенностью скажет, что сейчас все люди просто ангелы. А люди будущего будут ангелами для нас, хотя сами для себя останутся несовершенными людьми. И так будет происходить до бесконечности, потому что ни красота, ни доброта не имеет предела.
Ее слова заставили меня впасть в глубокие раздумья на пути к лесу. Я никогда не рассматривала мир в таком ключе ведь, по сути, меняется только человек, природа всегда была и остается прежней. Мы не сделали её лучше ни за сотни, ни за тысячи лет. Но она определенно сделала нас лучше, насколько могла это сделать, хоть мы и оказывали ей в свою очередь неслабое сопротивление.
Рассматривая переполненную красками осень, я даже не заметила, как мы вышли на пшеничное поле. Перед нами открылся смешанный лес, который утопал в пятнах огненно-красных, все еще зеленых и сверкающе желтых деревьев. Глядя на горизонт мне казалось, что неаккуратный художник расплескал свои краски на холсте, и настоящий лес не может так выглядеть в реальности. Мы вступили в еще не убранную Пшеницу, которая, словно полотно золотого шелка, переливалась от каждого дуновения ветра. Её невероятно теплый, какой-то даже медовый цвет заворожил меня. Колоски, полные зёрен, были уже тяжелее обычного и в такт кивали плодородной земле, благодаря ее за всё, что она дала им за это тёплое лето. Мы пошли по краю, где уже начался сбор урожая, но правой рукой я все еще могла доставать до зрелых колосьев, поглаживая этот хлебный ковер.