— Ну а что ты сострижешь с монтажников конвейера? — поделилась скепсисом Грустная. — Ведь там одни работяги!
— Зато здесь ты, бля, с дипломатами в брызгах шампанского! — закатив глаза, громко заржала на весь бар полусумасшедшая Буня. — А вчерашний бетонщик Зоран из братской Югославии?
— Тихо, сучка, не блажи! Скажи лучше, где я там жить буду?
— Найдем. Мне ж тоже домой нельзя — папа сразу в дурку положит.
Через пару дней, зябко поеживаясь и пряча носы в меховые воротнички модных коротких курточек, подруги спускались по трапу прямо под неоновые буквы «Аэропорт Кольцово».
Свердловск закрытый город
— Слушай! А давай мы тебя острижем наголо! А бриться перестанешь и отпустишь щетину. Очень интересно и романтично получится!
Голова Мартина покоится на коленях Гали — она перебирает его редкие волосы
— Sei nicht albern[2], — бормочет Рюб, но идея ему нравится.
Еще больше ему нравится, что Галю заботит его внешность. В разные периоды Мартин перепробовал все — он мыл свою редкую белесую шевелюру специальными шампунями, призванными добавить объем, пытался подкрашивать и даже втирал какую-то австралийскую мазь, но в конце концов плюнул и стал носить кепку а-ля Брайан Джонсон — новый солист его любимой группы AC/DC. Прикрытые кепкой волосы как-то перестали его раздражать.
Влюбленные неспешно оделись и отправились на первый этаж — пора было освобождать номер, чтобы не встречаться с турком.
В парикмахерской при гостинице «Большой Урал» было полно народу, пахло потом и дешевым одеколоном. На стульях вдоль стены сидели женщины с усталыми лицами, все, как одна, в норковых шапках и с аккуратно сложенными шубами в руках. Гале предстояло легкое унижение. Конечно, она и сама могла побрить Мартина наголо — не бином Ньютона, но нужно знать тонкие дворцовые игры «Большого Урала». А дело в том, что парикмахерская находится внутри гостиницы, за постом ушлого швейцара. Парикмахерская частенько становится последней соломинкой путаны, за которую та отчаянно хватается, чтобы прорваться в гостиницу.
— Я на стрижку записана! — нервно кричит проститутка швейцару, стремительно пробегая вперед, и смиренно садится в очередь парикмахерской. Раздраженный инвалид ковыляет за ней, постоит минуту — да и вернется к входу. Он еще не дошел обратно до своего хлебного поста, а путана уже стрелой взлетела на заветный четвертый этаж, и лишь пустой стул напоминает о разыгравшейся мини-драме. Впрочем, на него уже кто-то усаживается: салон в «Большом Урале» — популярное место, лучшее в городе.
Галя стремительно подходит к первой освободившейся парикмахерше: