Отобрать ключ у мадре Дед, к сожалению, не рискнул, считая, что это жестоко и неинтеллигентно. Так что она являлась как к себе, без предупреждения, совершенно не заботясь о том, в каком виде может застать двух здоровых мужиков. Ну, не обоих сразу, но одного – точно. Словом, явилась она совсем некстати. После ухода от Пимена я еще валялся на тахте, не зная, как жить дальше. Дед от меня отстал и по своему интеллигентству даже не делал попыток на намек о моем иждивенчестве, перевалившем за год. Мы и без того были в напряге. Дело в том, что на мой день рождения нежданно появился один из архаровцев Пимена с подарком. Ключиками от новенькой «Феррари». ФЕРРАРИ! И полным комплектом документов на его («Феррари», а не архаровца) принадлежность мне.
И Остапа понесло. В смысле, меня. Я орал как мартовский кот. Дед с архаровцем изумленно таращились на меня. Под конец я метнулся к окну, чтобы выбросить ключи, которые архаровец ни в какую не хотел относить обратно. Остановил меня голос Деда:
– «Идиот». Настасья Филипповна бросает деньги в камин.
– Дед, – тихо сказал я, – а ведь ты перегнул.
– Тебя волнует, что молодой человек не читал Достоевского и может решить, что это я тебя назвал идиотом?
– Я сериал смотрел, – хмуро заметил архаровец.
– Вот видишь, лубок – в какой бы форме ни был, – он для массового просвещения.
Потом улыбнулся архаровцу и настоял на том, чтобы тот отведал его фирменные пирожки. Я слушал их милую беседу и понимал, что ненавижу весь мир, включая Деда.
Когда, проводив архаровца, Дед вернулся в комнату, я применил два приема: «лучшая защита – это нападение» и «золотое правило угла».
– Я еврей? – спросил я, не дав ему начать проповедь о хороших манерах. С удовольствием отметил, что он, как и мадре, ошалел от такого неожиданного разрыва пространства.
– С чего ты взял? – наконец спросил он, суетливо собирая посуду. Время тянул, собираясь с мыслями.
– Ты знал моего отца?
– А тебе не ведомо, что у евреев национальность определяется по матери?
– Так моя мать еврейка?
– Ты совсем спятил?!
– В смысле, может, ее мать, которая нам неизвестна так же, как и мой отец, евреи. Такое возможно?
Я заметил, что он напрягся и как-то сжался. Как-то не так, как обычно реагировал на эту тему. Может, почувствовал, что впервые не понимает, куда я гну. Моя месть раздувалась и ширилась. Мне не было его жаль. Он опять влез в мои дела и выставил… ладно, не идиотом, но дураком перед каким-то козлом.
– Ты что, юдофоб? – ухмыльнулся я.
– С чего ты взял? – устало спросил Дед.
– Значит, я все-таки еврей? – дожимал я.