— У меня и в мыслях…
— Полно вам! Именно это было у вас в мыслях, и вы абсолютно правы. Видите ли, сейчас, задним числом, я мог бы приврать — выдать себя за пацифиста, которого насильно заставили участвовать в войне, — но не вижу смысла искать истину. Я по первому зову вступил в армию. Конечно, теперь все прежние поступки предстают в ином свете, но тогда каждый японец считал своим долгом служить отчизне…
Инспектор умолк. Фукида счел бестактным подгонять его вопросами.
— Мы находились в привилегированном положении. Снабжали нас лучше, чем прочие армейские части, одевались мы как хотели, и делали что хотели. И чуть не круглые сутки тренировались, словом, вроде бы нам повезло. Но затем нас бросили в дело. Самое странное, что в джунглях действительно сплошь и рядом приходилось вступать в рукопашную, как в старые времена. Все походило на кошмар, но мне казалось, что это гораздо лучше, чем с криками «банзай» бросаться в атаку. Я воображал, будто у меня больше шансов остаться в живых. Потом я понял, что заблуждался. То, чем мы занимались, было близко к самоубийству, но по крайней мере и от меня кое-что зависело, а не только от шальной пули. Не последнюю роль играли здесь мои умение и ловкость. Я научился беззвучно подкрадываться, скрываться, читать чужие следы и уничтожать свои собственные.
— И действительно была такая нужда в этих пленных? — не сдержался от вопроса Фукида.
— Поначалу я клюнул на эту удочку и поверил, будто это и есть наша задача. Лишь позднее до меня дошло, что суть совсем в другом. Истинная наша роль заключалась в том, чтобы сеять страх среди американцев. Поэтому-то мы и должны были убивать невооруженной рукой, ножом, мечом или веревкой — что больше пугало противника, чем стрельба. Цель состояла в том, чтобы лишить их спокойствия, чтобы они каждую минуту опасались подкравшейся неведомо как таинственной смерти.
— И что же?..
— В живых остались очень немногие из нашего отряда. Американцы нас боялись, это правда. Но зато со страха охотились на нас, как на диких зверей. Мне-то вообще повезло, я попал в плен, и у меня хватило ума скрыть, в какой части я служил, хотя лично я действительно только доставал «языков». Но остальные все более ожесточались: оставляли за собой изуродованные трупы и чуть ли не соревновались, кто больше врагов угробит.
— А Макамура?
— Он был среди нас самым лучшим мастером и самым жестоким. Я не любил его, а он меня, говорил, что я мягкотелый слюнтяй. С тех пор мы не виделись. Я думал, что он погиб, и мне не было его жаль. Должно быть, он и есть тот самый человек, которого Огава имел в виду, при условии, что он остался в живых… — Дэмура удивленно покачал головой. — Вчера, когда просматривал список, я должен был догадаться. Ведь чувствовал же, что какая-то важная информация в этом списке есть, а вот проглядел. Меня в первую очередь интересовало, кто из мастеров, по мнению эксперта, способен был бы убить Азато.