…С тех пор в Ложках стоит памятник погибшим при той бомбежке. Братская могила и памятник.
Изредка навещая тетю Дусю, Геннадий Антонович узнал, что много лет подряд откуда-то из Сибири приезжала в Ложки женщина. Клала цветы и подолгу сидела возле памятника. Видно, в братской могиле лежал близкий ей человек. Последний раз она приезжала уже с костыликом. А потом приезжать перестала… А сам он до сих пор не может спокойно вспоминать ту бомбежку.
— Понимаешь, — говорит он мне, — там же зенитные батареи стояли. — И гневно заключает: — Прозевали, одним словом. Вот и поплатились… Немцы-то и воспользовались. Хитро все сделали: утречком и со стороны солнца. — И тяжело надолго умолкает.
…В деревню Генка не подался, выживал в городе. Шастал по старым, заброшенным блиндажам, исследовал развалины, бродил по берегу Волги — а вдруг что-нибудь подвернется? Если на ночевку не прибивался в свой блиндаж, ночевал где попало — в трубах, в расщелинах, где придется. Оброс, исхудал, оборвался. Если сказать теперешними словами, то Генка бомжевал. А бомж есть бомж, что тогда, что теперь…
Однажды его потянуло на вокзал — вдруг да удастся что-нибудь добыть? Воровать Генка не умел и не хотел, а вот находить случалось.
На вокзале толкались люди — и взрослые, и такие же бомжата, как он, Генка Сиволобов. Таких бедолаг Генка угадывал сразу и почему-то обходил. Почему, сам не знал, но обходил.
В пустом желудке посасывало, иногда кружилась голова. Генка решил отдохнуть и присел на краешек скамейки.
— Мальчик, ты Геннадий Сиволобов?
Генка поднял глаза. Перед ним стояла молодая симпатичная женщина Неля Скоморохова.
— Ты меня помнишь?
— Вы тетя Неля Скоморохова, — ответил Генка.
— Узнал, узнал, — Неля улыбнулась и присела рядом с Генкой. До войны она некоторое время работала с Генкиным отцом и не раз видела Генку, когда он приходил к отцу. По тому, как выглядел Генка, она поняла, как ему живется, и все же спросила:
— Как живешь, Гена?
Генка под скамейку спрятал вконец разбитые башмаки и подумал: «Разве не видно, как я живу?»
Его давно уже никто об этом не спрашивал, никто не интересовался, как он живет. Внутри как-то странно размякло, предательски затяжелело в глазах. Генка пересилил себя и стал рассказывать. Неля внимательно слушала и этим как бы поощряла его рассказ.
Генка умолк. Молчала и Неля, а потом задумчиво сказала:
— Значит, все погибли, даже твоя Вихра. А Антон Акимыч хотел уберечь Димку, но вышло совсем плохо…
Генка молча кивнул, соглашаясь.
— Вот что, Геннадий, пойдем-ка ко мне, у меня чудом сохранился мой домик, правда, наполовину, но жить можно, — сказала Неля.