– Вас что-то озадачило? – поинтересовался Демарко.
– Извините, я просто задумался над тем, что Томас говорил нам о создании образов и концепции персонажей. Он говорил, что мы – то есть писатели – не должны торопиться, постигая своих главных героев. Мы должны четко представлять себе, что они за люди. Прорабатывать их образы неспешно, постепенно дополняя и усложняя их.
– Боюсь, я не вполне понял, что вы подразумеваете, Нейтан.
– Я об Аннабел. Томас все еще создавал ее. Постигал и прорабатывал ее характер. И, возможно, использовал для этого черты и особенности разных женщин, а не одной или двух. То, как одна говорит. То, как другая смотрит. Какие-то факты из прошлого третьей.
– Иными словами, прообразом его Аннабел была не одна реальная женщина.
– Маловероятно. Тем более что отталкивался он от героинь Набокова и Эдгара По. И на их основе выстраивал свой образ, перекликающийся с ними, но отличный от них.
Демарко подавил вздох, который – вырвись он на волю – больше бы походил на стон.
– Хорошо. Спасибо вам, Нейтан! Я очень ценю вашу помощь. И еще раз прошу прощения за то, что потревожил вас.
– Ничего страшного, – заверил сержанта Нейтан.
Устроившись в кресле с откидной спинкой, многие ночи служившее ему кроватью, Демарко вдруг ощутил на душе странный, гнетущий осадок, какого прежде у него никогда не было. Не потому, что образ хьюстоновской Аннабел стал еще более расплывчатым и неопределенным. Просто от осознания того, что Хьюстон изменял своей жене, на сердце Демарко стало тревожно и муторно. Сержанту хотелось, чтобы Хьюстон был лучше, порядочней, что ли. Таким человеком, которым он, Демарко, мог бы восхищаться. А теперь слагаемые уравнения изменились. Это только по принципу Оккама адюльтер объяснял чуть ли не все. Неверие. Похоть. Глупость и слабость.
А на самом деле все оказывалось сложнее. Прельститься жизнью, которую олицетворяла собой Бонни, поддаться жажде наслаждений и потаканию своим желаниям, когда твоя собственная жизнь была такой правильной, отрегулированной и контролируемой, – это Демарко еще мог понять. Но полоснуть ножом по горлу женщины, которую ты явно обожал, лишить жизни своих собственных детей – это было непостижимо. Похоть, сексуальное влечение, желания плоти – разве они могли объяснить такое безумие?
В темноте и тишине своей гостиной, с холодным бокалом тающего льда и виски в руке, Демарко пытался найти причины ситуации, для возникновения которой никаких причин просто не было. Со стороны жизнь Хьюстона казалась благополучной и счастливой во всех отношениях. Но это была иллюзия. Иллюзия, которую Хьюстон создал и тщательно поддерживал. Человек, добрый и внимательный к своим ученикам, достигший всего того, о чем мечтали все его студенты… Красавица-жена, прекрасная семья, отутюженные рубашки и брюки, слава и финансовое благополучие, уважение и зависть… Неужели за всем этим скрывались те же темные побуждения, которые двигали героями Хьюстона? Его жизнь походила на залитую солнцем лагуну, но какие подводные течения и камни заставляли лазурную воду мерцать? Жизнь, полная борьбы и амбиций. Родители, отнятые чужой жестокостью. Ревность коллег и собратьев по перу. Давление славы, утрата анонимности. Необходимость всегда соответствовать сложившемуся о тебе мнению, оправдывать чужие ожидания, быть еще лучше, ярче, успешней, еще достойней всяческих похвал.